Ещё несколько ударов — и Герхард узнал о своём младшем сыне то, о чём давно перешёптывались слуги. За пределами замка у Конрада был друг, "человек, живущий в Праге". Иногда Лизи странным образом исчезала, а затем возвращалась к своему хозяину, и в ошейнике у неё была спрятана записка. Конрад писал ответ и, вложив его в ошейник собачки, отпускал её всегда в одном и том же месте — в дальнем конце парка.

Это было уже более чем серьёзно. Герхард приказал запереть Микулаша и приставить к нему сторожей, которые должны были внимательно следить за парнем и немедленно докладывать обо всём, что показалось бы им подозрительным в его поведении.

Капеллан посоветовал барону тщательно осмотреть покои Конрада. Вероятно, там был спрятан наговорённый предмет, с помощью которого Майен или кто-то другой наводил чары на обитателей замка…

…Складной нож Лендерта был сделан на заказ и открывался наподобие веера: тонкое лезвие вынималось из узкой металлической рукояти, украшенной серебряной насечкой.

Конрад закрыл и быстро сунул нож под подушку. В комнату вошёл статный, аккуратно одетый мужчина в завитом чёрном парике. Это был домашний врач Норденфельдов. Он принёс микстуру в кубке, сделанном в виде цветка лилии. Присев на стул возле постели, врач приветливо улыбнулся.

— Вы должны выпить это, ваша светлость.

От приторно-сладкого напитка пахло мёдом, ванилью и летними цветами. Конрад с удовольствием выпил его. По телу разлилась приятная истома, захотелось спать. Конрад прикрыл усталые, опухшие от слёз глаза. Он проплакал всю ночь, тоскуя о Майене…

На лицо ему упала тень: врач тихо встал и опустил полог кровати. Погружаясь в дремоту, мальчик не услышал его удаляющихся шагов.

Но внезапно туман, навеянный сонным питьём, рассекла яркая вспышка. Тихий, ясный, насмешливо-ласковый голос произнёс рядом с постелью:

— Завтра Микулаша вздёрнут на дыбу.

Вздрогнув, словно кто-то рванул его за плечи, Конрад очнулся. Он был один в комнате, сердце его бешено колотилось, тело покрылось потом. Ему и прежде доводилось на зыбкой грани между сном и бодрствованием слышать непонятные звуки и голоса, но никогда они не были такими беспощадно-чёткими.

Полежав неподвижно, он немного успокоился. Действие снотворного возобновилось. Он начал засыпать. И вновь тот же голос прозвучал уже не рядом, а внутри него, в его мозгу, отдавшись в сердце призрачным эхом:

— Спрячь нож.

Конрад сел, отбросив покрывало. Никогда ещё он не испытывал такого мучительного, отчаянного страха. Он находился во власти неведомого существа. Оно обитало в нём. Оно не давало ему уснуть, говорило с ним, и он не мог заставить его умолкнуть. Он силился позвать на помощь мать, но незримый голос перебивал его мысленную мольбу:

— Спрячь нож!

— Зачем? Куда? — вслух прошептал Конрад.

— Спрячь нож!

Словно в забытьи, повинуясь чьей-то могущественной воле, мальчик послушно вынул нож из-под подушки, огляделся, теребя шёлковый шнур, продетый в кольцо на рукояти. В спальне не было потайных мест, куда можно было бы надёжно спрятать даже такой небольшой предмет, но голос торопил…

В затуманенное сознание Конрада проникла странная мысль…

Запрокинув голову, он медленно опустил нож себе в горло и сделал сильный глоток. Стальной холод царапнул пищевод. Конрад равнодушно подумал о том, сможет ли вытянуть нож обратно за кончик шнура, оставшийся у него в руке…Вероятно да, но не сейчас…Сейчас ему хотелось поскорее уснуть. Он спрятал шнур под язык и осторожно лёг на спину…

Он проснулся с ощущением, будто с ним произошло что-то гадкое. Во рту у него было сухо. Сделав движение языком, он с испугом и отвращением ощутил шнур, тянущийся в горло, и вспомнил о ноже. Пресвятая дева! Конрад перекрестился и начал медленно вытаскивать нож. Ему показалось, что эта варварская процедура длилась не меньше часа. Наконец с мучительным рвотным позывом он выплюнул нож в ладонь и несколько минут сидел обессиленный, справляясь с тошнотой.

Он недоумевал: что на него нашло? Неужели нельзя было спрятать нож иначе? Глупость, просто глупость.

Горло у него саднило, горечь и сухость во рту становились невыносимыми. Он позвал слугу и внезапно вспомнил голос, сказавший: "Завтра Микулаша вздёрнут на дыбу".

Конрад встал с постели и босиком подбежал к приоткрытой двери. В маленькой смежной комнате, где всегда ночевал Микулаш, сидел толстый лысоватый человек. Это был Фриц, добрый, преданный слуга Бертрана. После смерти обожаемого хозяина Фриц словно осиротел. Даже отец не тосковал о Бертране так отчаянно, как он.