Конрад покачал головой.

— Скоро потеплеет, и я согреюсь. Сними повязку. Она слишком тугая. У меня от неё нога болит сильнее.

Освободив ногу мальчика от мокрой окровавленной повязки, Дингер осмотрел рану. Она была неглубока и уже затянулась.

— Так и поедете дальше в одном чулке, а этот придётся выбросить. Он весь изорван.

— Эй, не надо! — испугался Конрад. — Отдай его мне!

Дингер ухмыльнулся и бросил ему чулок.

— Жаль своё добро?

На этот раз мальчик обиделся не на шутку.

— Ты так и будешь ненавидеть меня за то, что я Норденфельд? — запальчиво спросил он. — Смеяться надо мной, говорить мне гадости? Я ненавижу Герхарда не меньше, чем ты, и хотел забыть о нём. Пан Мирослав называл меня сыном при Ферраре и всех слугах и говорил, что я должен остаться с ним в Праге. Я бы не убежал от него, если бы он не был таким жестоким и бешеным!

От удивления Дингер выронил повод.

— Что за вздор вы несёте, ваша светлость?! Это уж вовсе никуда не годится — позорить родного отца. Вы видно не понимаете, какой стыд для него и для вас то, что вы мне сейчас сказали. Даже если всё было именно так, ради Бога молчите! Как бы не обходился с вами барон Норденфельд, он не желал вам зла, а из-за вас он погибнет. Ведь если он услышит эту чушь, дуэли не избежать, а отец ваш уже немолод и лет десять не брался за шпагу.

Конрад плюнул под ноги слуге и отвернулся. Дингер подошёл к нему, сел рядом и погладил его по голове.

— Не знаю, чем и утешить вас, сударь. Я-то понимаю, почему вы на него сердитесь и верите любому проходимцу, который с вами ласков. Но как бы не обижал вас барон Герхард, вы его сын, и он не захочет вас потерять. А Мирослав — кто он такой? Как он обращался с вами? Добрый человек не стал бы похищать чужого ребёнка. Ладно, вижу, что вам и вправду надо отдохнуть, только отойдём подальше в лес. Возле дороги устраиваться опасно.

Конрад не предполагал, что возвращение в Норденфельд станет для него мучительным испытанием.

Первый день прошёл более или менее удачно. Погода была хорошая, светило солнце, и лес улыбался путникам. Они позавтракали тем, что Дингер успел захватить в дорогу, и выспались, расстелив на солнечной лужайке плед.

Ближе к вечеру тронулись в путь. Ехали всю ночь, минуя встречные селения. На тёмном тракте было пусто и жутко. Луна едва виднелась сквозь облака. Сидя впереди Дингера, Конрад держался за луку седла. Он старался не докучать слуге и как можно меньше напоминать о себе, но чем ближе к утру, тем труднее ему было бороться с усталостью, руки немели от напряжения и холода, спину пронизывала боль. Чувствуя, что он слабеет, Дингер останавливался, спускал его на землю, и некоторое время они шли пешком, а Султан плёлся следом, отдыхая от своих седоков.

Когда небо на востоке посветлело, свернули в лес и остановились на отдых возле ручья. Дингер снял с Султана седло и узду, дал усталому коню вволю напиться, стреножил его и пустил пастись. Взглянув на притихшего мальчика, старик ухмыльнулся. Тот дрожал от холода, сидя на брошенном на землю седле и кутаясь в плед.

— Знаете, ваша светлость, как легче всего согреться, когда и шерстяная накидка не помогает? Надо пройтись по лесу, набрать веток и разжечь костёр, а не ждать, пока за вас это сделает кто-то другой.

Конрад безропотно встал и побрёл за хворостом. Дингер покачал головой, дивясь странному повороту судьбы. Кто бы подумал, что наследник Норденфельда будет слушаться его больше, чем родного отца. Герхард не подозревает, что самый нелюбимый из его слуг держит сейчас в руках судьбу его рода. Но Конрад совсем не похож на Норденфельдов. Он умнее. Будь он другим, Дингер не поехал бы за ним в Прагу.

…Конрад наклонился за длинной веткой, лежащей вдоль ручья, и отпрянул, тряхнув головой. В лицо ему метнулся рой ослепительных красных искр. Пошатнувшись, мальчик опустился на прибрежные камни. Под деревьями было темно, как глубокой ночью, ручей грохотал, словно горная река.

— Ну-ка малыш, пей.

Конрад сделал глоток и ощутил горячую сладость. Сидя на корточках, Дингер держал у его губ флягу с вином. С чего бы это он так расщедрился? С прошлого утра не давал ни кусочка хлеба, экономил на сегодняшний день. Конрад и не просил. Не пристало сыну барона Норденфельда выпрашивать еду у слуги.

— Эх ты, цыплёнок, — ласково сказал Дингер. — Какой из тебя путешественник. Ладно, не буду я тебя мучить. Лежи, я сам справлюсь с костром.