Шрифт:
Костёр горел в центре гигантского круга, выложенного белыми камнями. Змей начал медленно, плавно снижаться, будто скользя по невидимой спирали. Участники празднества разразились ликующими криками. Косматые, чёрные как угли, уродцы прыгали, хлопая в ладоши. Женщины в белых одеждах и венках приветливо махали руками.
— Почему все так радуются нам? — удивился Конрад.
— Они любят нас, — Августа провела ладонью по растрепавшимся от ветра волосам сына.
Конрад взглянул на мать. Её лицо изменилось, холодно-прекрасные черты ангела проступили сквозь черты земной женщины.
Змей опустился внутри круга, и развенчанный бог ступил на землю. Воздушно-лёгкий и грациозный, он казался воплощением царственного достоинства. Его серебристое одеяние переливалось, подобно волнам, озарённым полной луной. Алыми и изумрудно-зелёными искрами вспыхивали среди колышущихся складок драгоценные камни, отражая огонь костра.
Крики смолкли, и всё сборище почтительно склонилось перед своим повелителем. Сидя на чешуйчатой спине змея, Конрад наблюдал за происходящим. Ему было не по себе.
От толпы отделился и неторопливо приблизился к магическому кругу плотный широкоплечий мужчина в чёрной мантии с капюшоном, скрывающим верхнюю часть лица. Сложив крестом руки на груди, он поклонился с глубоким почтением. Развенчанный бог сдержанно кивнул в ответ. Он стоял в центре круга, охваченный сиянием, в лучах которого мерк свет огня.
— Жрец, — произнёс развенчанный бог нежным звучным голосом, — я привёл к тебе моего сына. Прими его, будь его учителем, заботься о нём. Я не останусь в долгу.
Обернувшись к Конраду, он сделал ему знак подойти. Мальчик соскользнул со спины змея и несмело приблизился. Жрец приветливо улыбнулся. Порыв ветра слегка отогнул край его капюшона, на мгновение приоткрыв лицо — смуглое, с крупным крючковатым носом, густыми бровями и большими тёмными глазами.
Развенчанный бог плавно повёл рукой, и лёгкая музыка пролилась в ночную свежесть, словно запел хор эльфов. Мириады сверкающих огоньков наполнили темноту, кружась и сливаясь в разноцветные вихри. Хозяин празднества вышел из круга, принимая привычный для Конрада облик прекрасной женщины. Жрец накинул ей на плечи тяжёлое тёмное покрывало, и гости перестали её видеть. Двумя рядами они двинулись вдоль кромки круга, исполняя старинный колдовской танец.
Конрад хотел посмотреть праздник, но мать не разрешила.
— Всему своё время, — сказала она.
Они ушли от костра и спустились к берегу бухты. Под огромной ярко-золотой луной море казалось мягким, чуть шевелящимся боком сонного зверя. В шорохе волн слышалось неглубокое дыхание. Мохнатые сосны тянули с утёсов лапы, будто пытаясь погладить свернувшееся внизу существо по тёмной, отливающей серебром шерсти.
В руках у матери появилась большая золотая чаша. Лёгкий свет клубился над ней, как пар. В чаше лежали странные полупрозрачные брусочки. Они были съедобными и напоминали чуть подсушенные хлебцы.
— Это добрые пожелания, — сказала мать. — Дань, которую платят мне мои гости.
Конрад осторожно, не без опаски, взял маленький светящийся хлебец и положил в рот. Кусочек растаял, превратившись в плотный густой пар с приятным сладковатым вкусом. Мальчик не проглотил, а скорее вдохнул необычное лакомство. Что-то изменилось. Окружающий мир осветился и наполнился радостным предчувствием долгожданного события, исполнения заветной мечты. Конрад удивлённо огляделся.
— Это пожелание сбывающихся надежд, — с улыбкой пояснила мать. — Оно исполнится для того, кто принёс его мне в дар. Люди поверяют мне свои тайные желания и чаяния. Мои жрецы поглощают свет этих даров, как сделал сейчас ты. Дар принят мной. В тебе воплотилась чья-то мечта, и она сбудется. Это магия бескровного жертвоприношения. Ты, мой сын, жрец моего храма, имеешь власть исполнить те желания, которые выберешь.
— А ты? — спросил Конрад. — Почему ты сама не хочешь это сделать?
Мать улыбнулась.
— Я очень далека от людей. Мне чужды их представления о счастье. Тебе они понятнее и скорее найдут отклик в твоём сердце. Но помни: принимая в себя чужой свет, ты проникаешься им, поэтому будь осторожен. Не все мечты должны сбываться.
Конрад в нерешительности смотрел на светящиеся в чаше хлебцы. В их золотистой массе выделялся один, более тусклый, чем остальные, отливающий медью. Тревогой и печалью, напряжённым ожиданием и отчаянной мольбой веяло от него. Рука Конрада невольно потянулась к этому странному дару, и тёмный кусочек сам скользнул в его ладонь.