— На Сёрф-авеню есть гостиницы. Притоны в основном.

— Этим ее не испугаешь. Юдифь — девица распутная.

— Одинокая женщина в Кони-Айленд — это иголка в стоге сена, — вздохнул Кан. — Чтобы прочесать остров, нужно пятьдесят человек. У меня их нет. Герман Корда поручил агентству «Пинкертон» организовать облаву. И я вообще-то обязан сообщить вашу информацию детективам агентства.

— Им платит Клуб архитекторов, — вмешался в разговор Юнг.

— Что вы от меня хотите? Приказ Салливена запрещает мне обращаться к охранной службе парка. Мы можем связаться с гостиницами, но как узнать, под каким именем Грейс зарегистрировалась?

— Не под своим, — заметил Фрейд. — Она для этого слишком хитра.

— Отлично, мы не знаем даже ее имени… — иронически произнес Кан. И вдруг громко прибавил: — Черт, у меня есть идея! — Он посмотрел на Фрейда с воодушевлением. — Салливен не хочет, чтобы я искал Грейс Корда. Но мы ведь собираемся ловить социально опасную, неуравновешенную особу по имени Юдифь, а это совершенно другое дело.

— Вы действительно думаете, что мы сможем одурачить Салливена? — Ренцо покачал головой. — Представьте себе положение, в котором мы окажемся, когда он сообразит, что…

— Хуже, чем сейчас, не будет, — сказал Кан. — И потом, я только выполняю свой долг.

— Как вы собираетесь действовать? — осведомился Фрейд.

— У меня здесь осталось несколько верных людей. Я отправлю их на причал для паромов и на станцию метро «Кони-Айленд» с описанием Юдифи. — Кан повернулся к Ренцо: — Позвони в «Брайтон-Бич» и другие гостиницы острова. Завтра пятница, мы сядем на шестичасовой паром — тот, который отходит раньше, чем открывается метро.

— Мы едем с вами, — заявил Фрейд, не советуясь с Юнгом. — Если мы найдем ее, нужно будет подобрать правильные слова.

— Ну, это, как всегда, на ваш страх и риск, — заметил Кан.

Он посмотрел на Фрейда долгим взглядом, словно тоже начинал догадываться об истинной причине таинственной привязанности Фрейда к дочери Августа Корда.

Кони-Айленд — это перевернутый мир, где грусть сменяется весельем, уродство вызывает желание, жадность считается добродетелью, а презрение не помеха любви, где призрачное существо становится молодой соблазнительной женщиной.

Кони-Айленд был Зазеркальем, обратной стороной общества.

Кони-Айленд был театром, гораздо более внушительным, чем те манхэттенские подмостки, где играла Грейс. Эмигранты из Ирландии и России, Италии и Китая играли здесь увлекательную, нескончаемую пьесу. Остров казался лабиринтом самых невероятных декораций. Две аллеи, Сёрф-авеню и Бауэри, соединяли между собой три основные сцены: Стипл-чейз, Луна-парк и «Дримленд». Каждая из них предлагала посетителю фантастические путешествия в разные эпохи, страны и цивилизации.

В безымянном лесу, среди актеров и зрителей, она могла укрыться от полиции. От доктора Фрейда. От своего чудовищного наследства. Здесь, под ее защитой, Грейс никогда ничего не узнает.

Она провела ночь в номере гостиницы, выстроенной в форме слона, возвышавшегося у подступов к Луна-парку. Она проснулась рано и зашла в бар «Натан», как только он открылся. «Натан» был самым знаменитым заведением на острове, частью легенды о Кони-Айленде. Он прославился сэндвичем с сосиской, так называемым хот-догом. Говорили, что в «Натане» продавали сорок тысяч хот-догов в день. Два года назад, чтобы привлечь покупателей, хозяин бара одел десятерых бездомных в белые халаты, выдал им стетоскопы и поставил за прилавок с надписью: «Если врачи едят наши хот-доги, значит, они вкусные». Что обеспечило наплыв клиентов.

Юдифь обнаружила, что это место очень удобно для того, чтобы заводить знакомства. У нее быстро появились соседи. Трое мужчин из простонародья заинтересовались красивой, элегантно одетой незнакомкой с белыми тонкими руками и черными надушенными волосами.

Обратил на нее внимание и рыжеволосый тип, который, как только она вошла, принялся украдкой за ней наблюдать.

В парках всегда полно пошлых субъектов такого рода. И очень мало изысканных мужчин, которые, как и ее отец, презирали гротескную, хвастливую архитектуру таких мест, обилие представлений и огни фейерверков. Август Корда строил Манхэттен для образованных людей. Район Кони-Айленд предназначался для созданий примитивных. Он являлся противоположностью идеи Прогресса, не допускавшей ни слабостей, ни пороков.

Юдифь понимала, что посетители парка хотят убежать от отчаяния повседневной жизни. Они жаждут испытать нечто неизведанное, преисполниться эмоциями. Удивлением, ощущением скорости, весельем.

Насладиться сексом, выплеснуть агрессию.

Ничего из того, что радовало ее здесь, не существовало на Манхэттене.

В Кони-Айленде она спала внутрислона, гуляла поспинам слонов Джипа и Джуди в Стипл-чейзе. Она вопила вместе с толпой, когда администрация парка на глазах у шестидесяти тысяч зрителей убила электрическим током взбесившуюся слониху, повинную в смерти троих рабочих.