Саввушка, а знаешь, чего я подумала?

Нет, не знаю.

Как все походит сегодня опять на тот раз. И бечева совсем такая же… И опять ты будешь спускаться и писать на скале…

Ну, Веруся… Да ничего похожего! Тогда был день, а теперь ночь. Тогда ты была одна, внизу у скалы, а теперь со мной, наверху. Тогда я писал баловства ради, а теперь… — Он сжал кулак, тряхнул им. — Ну и тогда… ты сердилась и плакала даже. А теперь ведь не будешь? А? Не будешь?

Вера молча разматывала бечеву, покусывая нижнюю губу, чтобы не расхохотаться. Она вспомнила, как глупо ревела тогда, испугавшись за Савву.

Не станешь, Веруся? А?

Ну тебя! Вот еще! Конечно, нет!

Она потащила конец бечевы к сосне и опять остановилась:

Саввушка, а тебе писать на этом утесе нельзя.

Это почему?

Да там же наши с тобой имена написаны.

Ну и пусть. Места хватит.

Ой, Саввушка, да я не об том, что места нету! По нашим именам они ведь и отгадают, кто написал. Кроме тебя, по этому утесу никто еще пе спускался. Решат, что опять это ты.

Савва задумался.

Доказать-то им нечем будет.

Саввушка, так разве они чего доказывают? Заберут — и все.

Ну а как же тогда, Веруся? На каком попало камне написать, так сразу соскоблят или закрасят. Да и самый гордый этот утес, впереди всех лбом своим выдался. На нем отмахать саженными буквами — из города можно будет читать.

Ой, не знаю я… Очень тревожно. — Она помолчала и нерешительно предложила: — А может, лучше на том вон, что слева? Его и из города пуще видать. И чистый он вовсе.

Самый верх у него вперед наклонился, — возразил Савва. — Возле него и птице летать трудно. Как прицепиться?

Саввушка, а там вроде уступ есть у него…

А на уступ-то как попасть? От него по отвесу сажени на две веревка тебя отнесет.

Они опять замолчали, вопросительно глядя друг на друга. И Вера стала уже досадовать на себя: зря она встревожила Савву. Сколько раз об этом сговаривались, а на место пришли — и труса запраздновала. Все равно Савва так домой не уйдет, да. и ей и за него и за себя будет совестно. Наговорила ему под руку. Это ночь ей, наверно, страхов нагнала.

Забрать-то, может, и не заберут, — заговорил Савва. — А надо, чтобы вправду это слово горело только одно и вокруг него постороннего ничего не было. И не смыть бы, не стереть его никому. Веруська, пойдем поглядим тот утес…

Даже лежать на нем, вытянув вперед голову, и то было страшно. Стоило в темноте поискать глазами подошву утеса, и сразу представлялось, что вся скала опрокидывается, падает вниз, на острые верхушки сосен, растущих па длинном сыпучем откосе. Савва привязал камень к концу бечевы, велел Вере спускать его понемногу, а сам, выдвинувшись так, что не только голова, но и плечи нависли над пропастью, стал следить за НШГ

Так я и думал. Даже больше чем на две сажени от уступа относит. Повиснуть на бечеве, так все равно до стенки кистью ни за что не дотянешься, будешь в воздухе крутиться, как пескарь на удочке.

Пойдем лучше обратно к нашему утесу. Зря я тебя отговаривала…

Камень размеренно покачивался в пространстве: Савва слегка потянул веревку к себе, и камень закачался сильнее… ч

Интересно, — проговорил Савва и дернул веревку еще.

Камень описал полукруг и сухо щелкнул о выступ утеса.

Савва отполз от края, сел, свернул ноги калачиком, взволнованно поглядел на Веру.

Ты знаешь, — медленно сказал он, — ты знаешь, Веруся, а я заберусь на этот уступ, и даже очень просто.

Он вскочил и стал торопливо закреплять конец бечевы за ствол ближнего дерева. Вера подползла к обрыву, заглянула вниз, на все еще раскачивающийся камень, и зажмурилась.

Ой, Саввушка… Как же ты хочешь? Опоры-то у тебя не будет совсем никакой.

А ты? — совершенно серьезно ответил ей Савва.

Ну не смейся. Чем я помогу?

Увидишь.

И Савва пошел в лес, отыскал крепкую толстую валежину, отсек от нее бревнышко и подкатил к кромке обрыва.

Это у нас вместо блока будет, чтобы веревка не терлась. Еще краской, как маслом, подмажу. Получится прямо шик, одно удовольствие.

Он балагурил с напускной беззаботностью, а сам между тем проворно готовился к спуску: увязывал в один сверток бидон и кисти, обводил бечеву вокруг сосны с таким расчетом, чтобы можно было ее отпускать помаленьку — «стравливать», показывал Вере, как это делается и каким способом можно быстро и накрепко зажимать веревку.

Девушка послушно выполняла все, что подсказывал Савва. Она тоже пробовала шутить, но веселые слова никак не шли с языка, и губы были точно склеенные.

Понемногу занимался рассвет. Обозначились дальние цепи гор, становились видны Мольтенский луг и острова, между которыми перед городом раздробилась Уда.