Шрифт:
– Устала, хёлаэнайя? – шуриа легко спрыгнул со своего насеста и подмигнул, не спеша, впрочем, приближаться.
Грэйн оскалилась и зарычала.
Он смотрел внимательно, чуть склонив голову к левому плечу. И – удивительное дело! – оценивающим этот взгляд был, а вот раздевающим – нет. И если в первый момент Грэйн поклясться была готова, что этот шуриа ну прямо-таки брат-близнец тому, проклятому предателю Нимрэйду, то теперь…
Этот был другой. Этот был – воин. И эрна Кэдвен вдруг успокоилась и даже рычать перестала. Этот, пожалуй, просто убьет. И если бы не Джойн…
– Ты не из форта, – отметил он, то ли к ней обращаясь, то ли к себе самому. – И ты не полукровка. Настоящая хёлаэнайя… ух ты, еще и клейменая! То-то так хорошо прыгала, жаль, невысоко…
Грэйн настороженно помалкивала, выжидая, что дальше будет, и не сводила глаз с винтовки. Новенькая, еще блестящая смазкой на вороненом дуле, она как по волшебству притянула взгляд ролфи, а потому девушка пропустила, как шуриа оказался совсем близко.
– Злая ролфи, хорошая ролфи… – приговаривал он, присев рядом. – Настоящая хёлаэнайя, Дилах клейменная хёлаэнайя… Давно таких не… видел. Кусаться не будешь?
Грэйн прищурилась, всем видом своим говоря – буду, а как же, и не только кусаться.
– Будешь, – удовлетворенно кивнул шуриа. – Хорошая злая ролфи… Сперва воды попьешь, потом кусаться, а?
– Во…ды? – прохрипела эрна Кэдвен, невольно облизнув распухшим языком потрескавшиеся губы. – Воды… Дай!
– За что люблю вас, ролфей, – ухмыльнулся он и протянул ей фляжку, восхитительно тяжелую, полную-преполную, под горлышко, под крышечку полную фляжку! – Простые вы. Прямые ребята. Первое слово всегда – дай! А?
Грэйн не слушала, жадно припав к фляжке. Сладкая… сладкая вода… и этот – может, и не убьет?
– Ты… кто? – выдавила она, с сожалением запрещая себе опустошать сосуд до дна.
– Надо же! – восхитился шуриа и даже языком поцокал, взвешивая фляжку в руке. – Оставила половину? Куда ты ползла, хёлаэнайя, совсем одна?
– Я… – Грэйн осеклась на миг, а потом вдруг решилась – а вдруг? Вдруг возьмет да и поможет? Не убил, напоил… кто знает, зачем? Выбора все равно нет, и если… в конце концов, если придется расплачиваться еще и с этим, так не все ли уже равно? Где один шуриа, там и двое. Теперь-то что терять?
И выпалила, зажмурившись, чтоб не изменила вдруг решимость:
– Я была не одна. Со мной плыла… спутница. На корабле. Я потеряла ее… но она еще жива, я знаю, и где-то здесь, на берегу. Спасешь ее – и я расплачусь, когда скажешь. Говори цену!
– Да что с тебя взять-то, ролфи? – он рассмеялся. – Шкура, и та подпорчена. Драная рубаха да штаны. Хотя… – и прошелся по ней еще одним оценивающим взглядом: – Снимай сапог!
«И все?» – поразилась Грэйн дешевизне и, приподнявшись, начала стягивать левый. Но шуриа перехватил ее руку и хмыкнул:
– Другой сапог, ролфи. Ты же на правую ногу хромая.
– Не получается, – она дернула правый и стиснула зубы, чтоб не взвыть в голос.
Зато получилось у него, на диво быстро и ловко и даже почти не больно.
– Только не кусайся пока, – шуриа снова подмигнул, деловито ощупывая ее лодыжку. – Ну-ка…
– Ар-р-р… – всхлипнула девушка, уже не стесняясь.
– Все, все… тише… Сейчас разомну, забинтую, и до вечера пробегаешь, хёлаэнайя… – бормоча это, Третий жестоко и сильно, но умело растер ей ногу, быстро соорудил повязку, а потом надел сапог обратно. – Все! Вставай, ролфи.
И, ухватив ее за предплечье, вздернул на ноги.
– Отряхивайся и пойдем. Стрелять умеешь?
– Винтовка эрн-Торбейра, капсюльный замок… – Грэйн потерла лоб и осторожно перенесла вес на ногу. Нога держала! И ролфи сразу повеселела: – Конечно!
– Вот и постреляем, – пообещал шуриа и опять показал зубы.
Ролфи решила больше пока не удивляться его ужимкам и прибауткам. Может, контуженый?.. И вообще – главное сейчас – найти Джойн, а все остальное – потом.
Только бы найти! Только бы живой…
Грэйн и Джона
За очередную выходку Юнану от матери причиталось крепких затрещин, а то и хорошая такая, давно уже нагулянная порка с последующим посажением на хлеб и воду дней на пять. А теперь уж и возразить будет нечего, при всем желании. Козу так и не нашел – раз, курточку порвал – два, ночевать не вернулся – три и на Соленый берег забрел – четыре. По отдельности – грехи простительные, а по совокупности… выходит порка. Под радостные визги домашней мелюзги. То-то малявка Иллка повеселится.