— Что обойдется-то, мам?!

— Ну, может, отец одумается, останется… Вон и гадалки все в один голос, мол, не нужно ему уходить. Всем от этого только хуже будет! Никто не выиграет! Ни один человек!

— Мам! Не знаю даже, как и реагировать на все это. Лично я за то, чтобы все осталось как прежде. Но, по-моему, он настроен решительно. Чем мы его удержим? Чем?

Накануне ухода отца состоялся еще один разговор. Всей семьей сидели за столом. Отец купил вина, рыбы хорошей, колбасы сырокопченой. Ее Инесса очень любила. Вроде как прощальный ужин.

Инесса не верила до последнего. Она-то чемодана не видела. Окрыленная разговором с Оксаной, Инесса надеялась на свой вариант развития ситуации.

Но когда муж произнес прощальные слова, слова благодарности за прожитые годы и попросил прощения искренне, со слезой, заголосила как по покойнику. Он не выдержал, хватил кулаком об стол. Бокалы звякнули, вилки подпрыгнули, Инесса замолчала. Зажала себе рот рукой и с мольбой смотрела на своего супруга глазами, полными слез…

— Все! Хватит! Все оговорено! Все решено! Свое обещание я выполнил: месяц подождал. Что еще?!

Инесса говорить не могла. Она лишь моргала мокрыми ресницами и шмыгала носом. Рот по-прежнему был зажат.

— Пап! — Жанна мягко вступила в разговор. — А ты куда едешь-то? Ты к ней переезжаешь?

Он опрокинул в себя вино.

— Не знаю пока.

— То есть как? А куда ты тогда собрался?

— Я комнату снял.

— Комнату? Зачем? Тебе дома плохо?!

Он посмотрел на жену, протянул ей салфетку. Та послушно вытерла глаза, высморкалась.

— Не могу я так! Тянет меня к ней. Плохо мне без нее.

— Ну хорошо! А почему бы вам тогда вместе не жить? Нелогично как-то получается… — недоумевала Жанна.

— А она не хочет вместе! — с горьким сожалением признался отец.

— Как не хочет? Не любит тебя, что ли? — не унималась дочь.

— Не знаю. Я ее люблю. Это точно. Извини, Инесса. А про нее не знаю.

— Пап! — Жанна участливо заглянула отцу в глаза. — А может, тебе и не уходить? Ну и живи с нами! Куда ты уходишь? Зачем?

— Да, — вступила в разговор Инесса. — Как жили, так и будем жить. — Она уже не плакала, только руки дрожали от волнения и нос распух и покраснел.

— Что-то не получается как жили… Как-то нечестно…

— Что нечестно? Раньше было честно? Все девятнадцать лет? А теперь нечестно? — Инесса опять начала заводиться.

— Раньше все несерьезно было… — Он прекрасно понял, что жена намекает на его гулянки на стороне. — Так… отдых, развлечение. А сейчас — другое.

— Нет, пап! Ты объясни, — продолжала допытываться Жанна, — уйдешь ты на квартиру, и что?

— Буду с ней встречаться! Когда у нее, когда у меня… ну… в комнате этой. Может, приручу ее. В смысле, привыкнет она ко мне, захочет со мной старость разделить…

— Пап! Что-то я тебя не узнаю. Ты же всегда веселый, заводной, всегда вокруг тебя движение, кураж… И вдруг — старость! Вдруг какая-то тоска в голосе. Почему так?

— Да потому, что неправ я, наверное, что оставляю вас… Что мать обижаю. Не заслужили вы никакой обиды, никакой боли. Но и себя насиловать не могу. Не знаю, что произошло… Только все мысли мои о ней, все устремления мои с ней связаны… Никогда ничего подобного в жизни не было. — Он помолчал. Набрался смелости посмотреть жене в глаза. В них плескалось такое горе, такое отчаяние, что он тяжело вздохнул и продолжил: — И с вами оставаться не могу. Понимаю, что каждую минуту буду вас обманывать, потому что каждую минуту мечтаю о другой. Я не хочу вас ни обманывать, ни обижать! — Затем разлил оставшееся вино по рюмкам: — Давайте найдем в себе силы остаться близкими друзьями… Давайте справимся вместе с этой непростой ситуацией.

Жанна подняла глаза на мать и каким-то интуитивным чутьем поняла: сейчас случится беда. Инесса побледнела, глаза ее лихорадочно заблестели, руки шарили по столу в поисках… ножа. На несколько секунд Жанна опередила мать, накрыв ее нервную руку, зажавшую нож.

Истерика у Инессы была настоящей, долгой, выматывающей. Кончилось тем, что отец отнес бьющуюся в рыданиях жену в ванну, включил холодную воду и окатил с головы до ног. В одежде, в тапочках. Она задохнулась холодным потоком, замолчала. Дала себя раздеть, вытереть, переодеть в сухое. Жанна с отцом уложили ее в постель, дали горячего сладкого чая.

— Пап, — попросила Жанна, — может, останешься еще сегодня?

— Конечно, — он на удивление легко согласился, — правда, это ничего не меняет.

Он остался. Потом еще на два дня, и еще на неделю. Но это действительно ничего не изменило.

С уходом отца денег стало не хватать катастрофически. Жанна работала все время, но платили ей немного. А потом — эти вечные переходы с одного места работы на другое никак не способствовали росту зарплаты. Отец материально почти не помогал. Теперь у него появилось несколько новых статей расходов: аренда комнаты, помощь Оксане плюс свои собственные нужды. Пару раз в месяц он привозил Инессе и Жанне сумки с продуктами. Но такого участия им не хватало. Никаких денег ни Инесса, ни дочь у него не просили. Понимали, что нет. И выглядел отец теперь каким-то озабоченным, усталым. Никакого былого блеска не осталось. Как он живет в новых условиях, Жанна толком не знала. Инесса тем более. Он выбирал моменты, когда только дочь была дома. Тогда заходил с продуктами.