Петр снова глянул на Крашенинникова с уважением.

– А твоя-то... скоро придет?
– спросил он осторожно.

– Это ты про кого?
– наморщил лоб Виктор.

Он уже начисто забыл свое сообщение о Нельке.

– Да вот, - неуверенно проговорил Петр, - Неля, что ли...

– А-а, эта! Старая клюшка! Орешек мне не по зубам - и так уже четыре коронки, - махнул рукой Крашенинников.
– Ништяк, не бери в голову! Придет, не придет... Без разницы! Вот Танюша скоро появится, - он быстро глянул на часы.
– Очень скоро, Петруха...

У Петра растерянно вытянулось лицо.

– Ты про Танюшу не говорил... Это у тебя еще одна, что ли? А Анна как же?

– Ну, ты даешь, Петр!
– развеселился Виктор.
– Я ведь тебе объяснил ситуацию: богема, развратники! И все такое прочее! Улет! Беда, Петруха, с творческими людьми. Настоящее наказание, стихийное бедствие - иметь с ними дело! А Таня, если помнишь, это та самая, которую ты тогда встретил со мной в лесу... Вместе со своим корешом.

– Таня...
– прошептал ошарашенный Петр.
– Так ее Таней звали...

– Ну да!
– кивнул Виктор.
– Только не талдычь, что имя хорошее: обрыдло, понимаешь? Смени пластинку!

Лицо у Петра стало на глазах меняться, темнеть от страха, съеживаться, сморщиваться... Он весь застыл на стуле, превратившись в мраморное изваяние алкаша, судорожно вцепившегося в стакан с водкой.

Крашенинников окинул его профессиональным взглядом. Неплохо бы сделать набросок, картина очень впечатляющая: строитель капитализма в России! Герой нашего времени! Коммунизм не состоялся, социализм создать не удалось, так теперь, глядишь, на буржуазном фронте чего-то получится...

– Так она не умерла тогда, что ли?
– робко, неуверенно спросил Петр.
– В лесу?

– Почему не умерла?
– невозмутимо сказал Виктор.
– "Уж если я чего решил, так выпью обязательно". "Какой бы мы красивой были парой, когда бы не было...", - он пристально взглянул на Петра.
– Похоронили ее, браток! Но без меня. С двусторонней пневмонией я валялся, без сознания, с двумя вывихами и сломанным носом по твоей милости! С температурой за сорок! Чуть Богу душу не отдал! Но оклемался! Себе на горе, людям на беду!

Лицо Петра приобрело страшный землистый оттенок.

– Так как же...
– начал он и осекся, не в силах продолжать.

– Темнота ты, Петруха!
– посетовал Виктор.
– И с подсознанием у тебя большая напряженка! О Фрейде, небось, не слышал? Оно, впрочем, и к лучшему! К чему себе голову чепухой забивать!

– Чокнутый ты!
– в страхе прошептал Петр.
– Я и раньше заметил...

– Не дрейфь, Петро, я в полном порядке!
– успокоил его Виктор.
– На учете в диспансере не состою, так что дееспособен и за свои поступки отвечать по закону обязан!

– А родители твои где?
– вдруг спросил Петр.

– Ты чего о родителях вспомнил?
– удивился Виктор.
– Всю биографию хочешь знать? Отца никогда не видел, а мать десять лет назад умерла. Она у меня старенькая уже была, я у нее родился под завязку, единственный поздний ребенок.

Петр как-то сразу обмяк и посмотрел участливо.

– Я тоже без отца рос, - сообщил он.
– Из Твери я... Тут недалеко.

– А это действительно недалеко!
– обрадовался Виктор.
– Я знаю Тверь: чудесный городок! Старинный, сказочный, волшебный! На Волге! А какой у вас там музей Салтыкова-Щедрина! В жизни нигде такого не видал!

– Кого музей?
– недоуменно спросил Петр.

– Салтыкова-Щедрина, темнота!
– повторил Виктор.
– Неужели не читал? В школе проходили!

– Не помню, - пробормотал Петр.
– Это давно было... Я потом сразу в армию попал... Ты не служил?

– Бог миловал, - сообщил Виктор.
– Я от армии в институте косил. Ну, валяй дальше! У нас с тобой сегодня получается вечер под названием "Расскажи мне о себе". А чего ты назад в Тверь не вернулся? Видать, чтобы любимый город спал без тебя спокойно?

Петр снова съежился, сжался в грязный плотный комок. Свою водку он так и не допил, и Крашенинников подумал, что он сильно загнул по поводу своего пьянства.

– В армии...
– пробормотал Петр.
– Ты не служил, не поймешь... Я молодой был, тосковал шибко... И женщина у меня до армии была... Зоей звали.

– Хорошее имя!
– быстро вставил Виктор.

Петр глянул на него с ненавистью.

– Заткнись ты! Что ты понимаешь?! Я без нее... Но это так поначалу казалось... Я просто без бабы обезумел... Когда молодых, здоровых мужиков отрывают на два года от баб - это подонство, Витюха... Один у нас, грузин, вешаться надумал... Спасли. И под суд отдали. А мы с Толиком сбегли. Ночью как-то ушли, под Москвой мы стояли, тут недалеко...