Шрифт:
– Да нет, - так же неохотно ответил Петр.
– В одиночке три года назад повесился... Недосмотрели.
– Не дожил, значит, до победы, - сочувственно сказал Виктор.
– Прими мои соболезнования... Ишь, бедолага! А на вид таким железным казался! Жаль! Смотались бы мы сейчас втроем на Клондайк, глядишь, золотишка бы себе намыли... Паспорта нынче не проблема.
– Ты про какую победу?
– недоуменно спросил Петр.
– Ну, до освобождения, - пожал плечами Виктор.
– А ты, я смотрю, туповат, браток, вроде моей второй жены Анны.
Петр вдруг снова заулыбался.
– Имя хорошее, - пробормотал он.
– А где она сейчас у тебя?
– А где ей быть?
– Крашенинников сделал еще один глоток из стакана и закурил.
– Дома, с пацанвой сидит. Меня проклинает. Денег мало, пьяница, развратник - то да се... Давно плешь мне проела. Сам, небось, знаешь, как это бывает. Плохо живем! Мрак!
Петр участливо взглянул на Виктора. Соболезнует...
– Ну, а ты, Петруха, женат?
– Не успел, - пробормотал Петр.
– Вот загнул! Времени не хватило?
– удивился Виктор.
– Так это быстро делается: раз, два - и готово! Уже весь по уши в дерьме! Полный атас! Нерасторопный ты, брат, как я погляжу. А этот твой, "дровосек железный", Толик, тоже не успел?
– Он успел, - вздохнул Петр.
– Жена у него была такая хорошая, Лелей звали, и девчонка махонькая. Не знаю, как они теперь живут.
– Не утешаешь, значит, вдову?
– засмеялся Виктор.
– Нечуткий ты, Петруха! Слушай, что ты все жмешься, как неродной! Пей и ешь на халяву, вон еды пока навалом! Нелька вчера чего только не наготовила.
– А Нелька - это кто?
– осторожно полюбопытствовал Петр.
– Да так, шалава одна, - неопределенно отозвался Виктор.
– Шастают тут всякие приблудные... Еще не вечер, но первый тайм мы уже отыграли. Не обращай внимания, мелочи жизни. Ну, а чем же ты все это время занимался, Петро, если даже минутки не нашел, чтобы бабу уговорить? Небось, тоже воровал и по тюрьмам мотался?
Петр неожиданно обиделся, и лицо его потемнело.
– Ты ври да знай меру!
– сказал он, потихоньку закипая негодованием.
– Зачем мне воровать и сидеть? Я свой срок один раз отмотал, и больше туда неохота! Работаю теперь сантехником в РЭУ, деньги есть. Чего мне надо-то?
– Афоней, значит, будешь!
– обрадовался Виктор.
Петр беспокойно завозился на стуле, с недоумением глядя на Крашенинникова.
– У меня как раз бачок протекает, не посмотришь? Бутылку я тебе уже заранее поставил! И ванна у меня ни к черту не годится! Я в ней сдуру кисти отмачивал, перепортил всю на фиг! А потом и вовсе выкинул. "Ну, а этот забулдыга ванну выпер на балкон..." Вознесенский обо мне лично написал. Не слыхал о таком?
– Не слыхал, - с уважением сказал Петр.
– Прямо так о тебе и написал? Ишь ты! Да, а как тебя зовут? Сколько сижу, все не спросил...
– Бывает, - хмыкнул Виктор.
– И я тоже хорош! До сих пор не представился! Позвольте отрекомендоваться, - он встал и шаркнул ногой.
– Виктор Крашенинников собственной персоной! Завсегда к вашим услугам!
– Витюха, значит?
– обрадовался Петр.
– Хорошее имя!
Что он все так радовался именам? Забавный тип! Виктор сел и снова закурил.
– Куришь?
– он подвинул Петру пачку.
– Пользуйся!
– Дорогие!
– почтительно оглядывая коробку, сказал Петр.
– Богато живешь! За твои картинки хорошо платят?
– Есть такое дело, - пробормотал Виктор.
– Жаль, Петруха, что я к тебе раньше не подошел: у меня выставка была на Кузнецком, пригласил бы тебя посмотреть. А теперь закрылась.
– Ну, ничего!
– утешил Петр.
– Другая будет. Тогда и приду!
Крашенинников пристально осмотрел его сквозь синеватый табачный дым.
– Значит, закорешили мы с тобой?
– спросил он вполне утвердительно.
– Это приятно! Уговорим бутылку-то? Еще одна имеется. Все за тебя решать надо...
Петр поежился.
– Пьешь ты много, Витюха! Даже я и то так сразу не могу...
– Ништяк, привыкнешь!
– утешил его Виктор.
– Зато у меня оправдание найдено, вот послушай:
Если я напиваюсь и падаю с ног -
Это Богу служение, а не порок.
Не могу же нарушить я замысел божий,
Если пьяницей быть предназначил мне Бог!
А квартирка-то своя имеется?
– Неужели!
– тихо отозвался Петр.
– Сам отделал всю и обставил!
– И баба есть?
– Виктор по новой налил Петру и себе.
Петр как-то странно сморщился.
– Неужели...
– пробормотал он без прежнего оттенка уверенности и гордости.
– Да тоже крикливая попалась, вроде твоей Анюты, пью, дескать, я много, ругаюсь... Уйти все к кому-то грозится.
– Песня знакомая, - согласился Виктор.
– А ты наплюй: все равно последние верные жены ушли за декабристами в Сибирь! И сколько сидим, я от тебя пока ни одного бранного слова не слыхал. Может, заливает подруга? Они все врать здоровы! И вообще, заметь, к вопросу о ненормативной лексике так просто не подступишься. Какая разница, нормативная она у тебя или нет? Главное, чтобы поступки твои были нормативные, жизнь нормативная, душа! А лексика? Тьфу! Поверхностный слой, как пыль на земле! Суть - в ее глубине.