Район давно проснулся, и это непередаваемое ощущение будоражило даже больше, чем ожидал. Есть в нём что-то такое, что не отпускает и заставляет возвращаться в него снова и снова. Все эти ужасные с виду куски нашего с сестрёнкой бывшего родного города были по-своему прекрасны. Пусть именно здесь и сейчас не было того, что заставило восторгаться его странноватой красотой, это так. Но даже то, что было, оставалось единой частью того целого, чем Радостный тянул к себе таких как мы. Свобода, адреналин, настоящий адреналин, плечо друга рядом, любимая тяжесть твоего металлического товарища на плече и в руках. То, что вошло в тебя полностью, заставляя понимать, что это твоё, что здесь ты настоящий, без лицемерной маски и повседневного карнавального костюма, купленного в каком-нибудь "Хендерсоне". Да, родной, я не сказал этого вслух, но смогу сказать сейчас, тихо, одними губами:

– Здравствуй, Район, я вернулся…

Сейчас то, что творилось год назад в голове, вспоминалось каким-то странным куском жизни, про который не забудешь, но и не захочешь вспоминать. Страх прошёл, та ненависть, которая была к "консерваторам" никуда не ушла, оставаясь чистой и ясной. Впереди была возможность поквитаться с ними именно так, что наш друг будет отомщён полностью. Оно того стоило, и я был готов идти для этого вперёд ровно столько, сколько нужно.

А шанс доказать всем что это так – скоро представиться. Я бы даже сказал, что практически с минуты на минуту, ух, господа, я такой хулиган сегодня с утра…

– Всё, есть… – Скопа давно ушла далеко вперёд. – Вот нахалье, даже и не прячутся.

– Что там, сестрёнка?

– Ну да, пятнадцать рыл. Один пулемёт на крыше гаража, ещё один в кустах через дорогу, третьего не вижу. Короче, парни, сейчас будет очень весело и жарко.

– Есть где Чугуна оставить? – Сдобный сматерился. – Или как?

– Есть. Тут подстанция, она такая вся в руинах, само то. Чего они, дебилушки, её не заняли – непонятно. Подтягивайтесь, пока они тут чего-то жрут и даже ухом не ведут в нашу сторону.

Да уж… странновато как-то. То ли нас всерьёз не принимают, то ли ребятки о себе совсем уж высокого мнения, больше никак и не скажешь. Посмотрим, что ещё остаётся. И самое главное – вот теперь хватит рассуждать. Сейчас мысли не важны, сейчас мышцы важнее. И рефлексы, вбитые когда-то в твою голову старшим лейтенантом Сашей Мисюрой там, далеко за спиной, на войне в собственной стране, которые пригодились здесь так, как будто он знал про это наперёд. Пошли, пацаны, настало время действовать.

Быстрыми перебежками вперёд, и вес носилок никак не чувствуется, они не мешают. Витька лежит на них, и мы бежим так, что он даже не шевелиться, да, мы это можем когда действительно нужно. Вперёд, метр за метром, вон она, разваленная "кирпичка", куда нам нужно, ещё немного поднажать! Тяжело дышать, кровь стучит в висках, желая вырваться хотя бы через поры. Перед глазами спина Казака, на которой равномерно подпрыгивает горб "эрдэшки" и ствол на плече, который он придерживает руками. Сбоку также ровно, не сбиваясь, бежит Сдобный. Даже профессор, который вроде бы должен был нас тормозить, бежит так, как и должен. Раз-два раз-два, единым целым живым механизмом вперёд. По глазам побежали солёные и горячие капли, по щекам вниз, и срать на них. Да, тяжело, от этого никуда не деться, но ты должен, боец, должен, и потому беги, стиснув зубы и тихо матерясь про себя. Ты ДОЛЖЕН!

Добегаем, с громадным желанием отплеваться и вытереть пот, сразу падаем вниз, прижимаясь к земле. И пот, и вязкая слюна – всё потом, сейчас важно не это. Мы успели пробежать ту зону, где нас могли взять в "вилку", но они не успели. И это ваша ошибка, придурки, и сейчас мы накажем вас за это, да так, что вы даже и не успеете про неё пожалеть. Сзади подбегает Барин, даже через маску слышно как тяжело он дышит. Женька тащит на себе Соколище, который не смог бы сделать этого сам. Очень бережно скидывает его на землю, сам уже откатывается в сторону, занимая угол. Сестра уже внутри, чуть высунувшись из дырки давно уничтоженного оконного проёма. Ну, что там?

А ничего, архаровцы жрут и хохочут. Даже пулемётчик и его помощник, сидящие высоко и смотрящие далеко – ничего не захотели увидеть, уверенные в собственной силе и превосходстве.

– С двух сторон… – Сдобновский прицел еле слышно жикает, давая ему возможность правильно оценить обстановку. – Пикассо, мы с тобой справа, Барин и Казак – с другой стороны. Андерсон, приготовь пулемёт, и заходи в подстанцию. Профессор, вы с Соколом. Если этот герой начнёт в бой рваться, то разрешаю дать ему по тыкве и отправить в нокаут. Стрелять пусть стреляет, но чтобы раньше времени и не думал вперёд идти, понял?

– Иди в жопу, Сдобный. – Сокол широко улыбнулся. – Не маленький, да?

– Вот и молодец, что ещё можно сказать. Ну, на раз-два-три, парни. Скопа, ты готова?

– А то…

– Раз… два… три!

Пошли ребят, пошли…

Первый попал в треугольники прицела, зафиксирован… выстрел! Есть, сука. Попал родимый. Изменённого откидывает на кирпичную стену, он сползает по ней. Рядом тихо хлопает винтовка сестры, и пулемёт, что стоит на самой верхотуре, стрелять уже не будет, потому что делать это некому. Сдобный отстреливает вновь пополненные на Дачах гранаты, укладывая их в маленькую кучку из пяти оторопевших олухов. Вспышки, небольшие клубы дыма, крики, переходящие в задушенные и сиплые булькания. Идём вперёд, парни, мы сможем.