– Конечно, ласточка, – сказал он, дружески поглаживая ее по руке. – Сейчас проблемы нагромоздились одна на другую, и тебе кажется, что сбежать – замечательная идея. Но куда ты поедешь? Что будешь делать?

– Сразу трудно ответить. Для начала мне хотелось бы найти тихое славное место и пожить там, бездельничая. Потом, когда соберусь с силами, подыщу себе какое-нибудь занятие.

– В какой области?

– Я же сказала! Сейчас – понятия не имею. Хотя нет. Я уже и сейчас знаю, чего не хочу делать. Ни за что не возьмусь за работу, которая требует руководить людьми, поддерживать их, стряпать на них и решать их проблемы.

– Ну, если исключить все это, мало что останется, – сухо заметил Джад.

– Вот и отлично, – обрадовалась она. – Чем меньше выбор, тем меньше надо решать. Джад, я понимаю, что необходимо хорошенько подумать. Но у меня будет масса времени. Лежа где-нибудь на песочке под ласковыми лучами солнца, я все обмозгую. Может, возьму с собой справочники: «Как правильно выбрать профессию» и еще что-нибудь в этом роде.

– Прекрасная мысль!

Он явно иронизировал. Не верил он во все ее планы. Он не верит, что я могу взять, сложить вещи и в самом деле уехать. Никто здесь не верит в это. Справившись с шоком, в который повергло их ее заявление, Кевин с Агатой попросту отмахнулись от дальнейшего обсуждения этого вопроса.

Неужели она такое ничтожество, что никому даже в голову не приходит, что она тоже может проявить самостоятельность и, если надо, постоять за себя?

Да, похоже, что так оно и есть.

Ее вдруг подхватила и понесла волна гнева, бодрящего, освежающего, сметающего обычно присущую ей осторожность. В азарте она даже забыла, что терпимость и мягкость Джада могут в любой момент смениться совсем другим настроением.

– Если хотите, я пришлю вам открытку. А если вам так интересно, что же я буду делать дальше, – вторую, когда выберу себе профессию.

Она резко вскочила с кресла, но прежде, чем ей удалось ускользнуть, Джад твердо сжал ее запястье.

– Видите ли, моя дорогая Кэти Донован, – начал он церемонно-светским тоном, – боюсь, что я все-таки недостаточно вслушался в ваши слова.

– Так… Вот тебе и проницательный мужчина, – пробормотала она себе под нос, пытаясь выдернуть руку.

– Ответьте мне: вы в самом деле хотите уехать?

– Да.

– И не собираетесь возвращаться?

– Не собираюсь.

– Вы навсегда расстаетесь с «Домом милосердия»?

– Точно угадано.

– А как же ваш дядя?

Кэти нахмурилась.

– Дядя? Скорее всего, охмурит еще одну дуру, которая тоже станет работать по пятнадцать часов в день, пребывая в полной уверенности, что ее же и облагодетельствовали. Нет уж, лить слезы о дядюшке я не буду.

– Понятно! А что будет с нами?

– С нами? – ошеломленно глянула на него Кэти. Конечно, этот вопрос можно было предугадать, но она до последней секунды не верила, что у него хватит дерзости задать его. – С нами… Мне как-то неловко говорить это вам, но «нас» просто не существует. Мы провели вместе один вечер, хорошо, два, если считать и сегодняшний. И мы один раз поцеловались. Бессмертный роман требует, думаю, несколько большего.

Она еще раз дернула руку – и он отпустил ее. Отойдя в дальний угол комнаты, Кэти сердито оглянулась через плечо: в сузившихся глазах горел вызов.

– И зря вы пытаетесь угрожать мне, – выпалила она. – У меня трое братьев, все трое верзилы почище вас. Так что меня вам не напугать: плевала я на ваши угрозы! Поймите, Джад, я испаряюсь. Ухожу в новую жизнь. Буду жить так, как хочу, а не по чьей-то указке. Здесь, в «Доме милосердия», я проработала два года. Теперь доведу до конца то, что необходимо, и распрощаюсь.

Джад оглядел ее, отмечая блеск глаз, горящие щеки, агрессивно прижатые к бокам кулачки. Дама его сердца явно рвалась в бой, провоцировала его на какую-нибудь яростную выходку, хотела превратить в ковбоя, укрощающего мустанга. Себя она довела до кипения, и ей нужна была разрядка. Судя по выражению лица, она, пожалуй, готова была ринуться в схватку и первой.

Лет десять назад он с готовностью принял бы вызов. Но теперь Джад стал мудрее. Кроме того, короткое время знакомства с Кэти показало ему, что она дипломат, человек, готовый идти на разумные компромиссы, – одним словом, сторонник бархатной перчатки, а не железного кулака. Опыта поведения в открытых баталиях у нее нет, она совершенно не понимает, что ее возбуждение – результат подскока адреналина в крови, что спад его неминуем и тогда она сразу окажется в полной прострации.

– Значит, вы собираетесь бросить все, что вам близко и дорого?

– Да!

– Без сожалений?

– Опять попали в очко!

– И я – часть вашей жизни, от которой вам тоже не терпится убежать?

– Вы не часть моей жизни, – с трудом выдохнула она сквозь стиснутые зубы. – Как вам это вдолбить? Мы почти незнакомы. Потому-то я и согласилась говорить с вами.

– Чтобы мы смогли познакомиться получше? – с готовностью подхватил Джад.