– А может, у них и в мыслях этого нет, – спокойно возразила Кэти, хотя на душе было ох как неспокойно.

Рыжий, изумленный и озадаченный, уставился на нее.

– Кэти, ты слишком доверчива. Так ведь и до беды недалеко, – сказал он, разжимая кулак и вытирая о штаны потную пятерню.

– Да, мне часто говорят это, – подтвердила она.

– Ты что думаешь: они случайно пришли не когда-нибудь, а сегодня? Хотят устроить представление не как-нибудь, а перед камерами телевизионщиков.

– Не знаю, чего хотят они, а вот то, что телевизионщики приедут с минуты на минуту, – это точно. Значит, нам надо любыми способами не допустить беспорядков, и лучше всего – дать этим людям возможность спокойно и не теряя достоинства уйти. А я хоть и доверчивая, – неожиданно повернулась она к Рыжему, – но сейчас, когда пойду разговаривать с ними, возьму Марио и тебя: на случай, если все же придется пустить в ход мускулы. Остальных прошу идти прямо в столовую. Через четверть часа там нужна будет солидная подмога.

Двое мужчин как тени следовали за ней до ворот. Перед воротами приостановились:

– Ты хочешь, чтобы мы?..

– Нет. Оставайтесь здесь. Если понадобится, я позову, – торопливо сказала Кэти, на ходу обдумывая слова, с которыми нужно обратиться к толпе. Еще раз оглянувшись на контору, она увидела, как Кевин мягко успокаивает рвущегося действовать Джада. Не раз наблюдавший ее в похожих ситуациях дядюшка в отличие от Джада превосходно понимал, что свита из мускулистых телохранителей может сейчас только помешать. Ободряюще помахав им рукой, Кэти открыла ворота и прошла под аркой.

Одного взгляда на собравшихся перед «Домом милосердия» было достаточно, чтобы понять, кто они.

Их вид говорил даже больше, чем требовалось.

Она знала этих людей. Она их уже видела. В других городах, в других штатах. Они всегда выглядят одинаково, подумала она с томительным чувством жалости и после секундного колебания уверенно закрыла за собой ворота.

Бездомные, нищие и голодные – различия цвета кожи и глаз стерты – стояли перед ней тесной толпой. Одежда – с чужого плеча или с помойки, на лицах загнанное выражение. Кое-кто сохранил еще проблеск надежды, но подавляющее большинство озлоблено.

– Доброе утро. – Кэти подошла к стоящему впереди мужчине. Тот молча сжимал в руках палку от швабры, к которой прибит был кусок фанеры. «За равное право на бедность» – гласила надпись, выведенная на фанере печатными буквами. – Добро пожаловать в «Дом милосердия», – сказала Кэти, протягивая ему руку. Потом, подняв голову, перечитала слова на плакате. – Мне больше понравился бы призыв «За равное право на благоденствие», – проговорила она, смягчая слова улыбкой.

Пикетчик, не найдясь что ответить, растерянно заморгал.

– Доброе утро, доброе утро. – Прокладывая себе путь через толпу, Кэти направо и налево пожимала руки, спокойно, приветливо улыбалась. Они люди, напоминала она себе, люди, а вовсе не безликая толпа. У каждого своя история, своя драма, и суть ее кратко и убедительно раскрыта в словах, написанных на плакатах, с которыми они пришли. «Мне не нужна благотворительность». «Я хочу заработать себе на хлеб». «Дайте работу. Остального я добьюсь сам».

Серый фургон, подъехав, остановился как раз позади толпы. А вот и телевидение, с трудом удержала стон Кэти. Естественно, точно в назначенное время. Кевин и Джад подошли сбоку, чтобы лучше видеть происходящее, и тихо заговорили с прибывшими телевизионщиками. Те – двое мужчин и женщина – деловито монтировали оборудование. В следующий момент Кэти увидела направленную на себя мини-камеру, но проигнорировала ее.

– Я рада, что вам захотелось посмотреть на наш «Дом милосердия», – приветливо сказала она, останавливаясь возле коренастой темноволосой женщины.

– Пит, – та кивнула в сторону мужчины, требующего равных прав на бедность, – подобрал на улице газету и прочел в ней про ваше заведение. Ну, мы поговорили, а потом и решили пойти все вместе, разузнать, что же это такое.

– Мы так подумали: если тут в самом деле хорошо, так почему бы и нам не пожить в этом вашем «Доме милосердия»? – сказал, придвигаясь, усатый мужчина.

– И что ты только несешь, Сэм? – вмешалась женщина. – Разве нас кто-нибудь приглашает?