Кэти предвидела, что эти слова будут сказаны. Знала уже в ту секунду, когда закрыла за собой створки ворот. И все же, произнесенные вслух, они обожгли, отдались в душе болью. Как бы ни был велик «Дом милосердия», он недостаточен. Как бы успешно он ни функционировал, его успех нельзя назвать полным.

Взобравшись на поваленный ствол дерева и по-прежнему игнорируя направленные на нее камеры, Кэти дождалась тишины и обратилась сразу ко всем:

– Привет! Меня зовут Кэти Донован. Я работаю здесь, в «Доме милосердия». Сэм, – кивнула она на усатого, – сказал, что кое-кто из вас подумывал у нас остаться.

Сам этого не заметив, Джад сделал шаг вперед, но Кевин остановил его.

– Вам иногда случается держать пари? – спросил он непринужденно.

– Случается, – замирая на месте, но не сводя с Кэти глаз, ответил Джордан.

– Давайте пари, что Кэти без всякого шума уговорит их уйти восвояси. Сколько поставите? – Джад ничего не ответил, и Кевин спокойным тоном добавил: – И имейте в виду, они будут уверены, что решение приняли сами.

Джад снова беспокойно дернулся:

– Не нравится мне, что она там совсем одна.

– Если вы, Джордан, вмешаетесь, – Кевин положил руку ему на плечо, – из вас мгновенно сделают котлету. – В ответ Джад просто испепелил его взглядом, но Кевин лишь хмыкнул: – Я, разумеется, не буду вас останавливать. В такой попытке я потерпел бы фиаско. Мало того, я готов посочувствовать вашим эмоциям. Но она… она их не поймет. И не простит вам вмешательства: она слишком серьезно относится к своему делу.

Кевин засунул руки в карманы, и Джад, покачиваясь с носка на пятку, смерил его сердитым взглядом:

– Вы хотите сказать, что совсем за нее не боитесь?

– Конечно. Я ведь здесь, – спокойно ответил Кевин. – Но я и пальцем не шевельну, пока она не попросит. Однажды я проявил самодеятельность, так она месяц со мной не разговаривала. – Кевин весело ухмыльнулся, вспоминая, как распекала его тогда Кэти. – А кроме того, не забудьте о кулаках здесь, за забором. В случае надобности они усмирят любой бунт. Да, так как же насчет пари?

Джад опять ничего не ответил, слушая Кэти. Она подробно рассказывала о «Доме милосердия». И по мере того, как она говорила, люди один за другим опускали плакаты, напряжение падало, выдыхался запал. Из приоткрывшихся ворот тихо выскользнул Гордон. Поймав взгляд Кэти, кивнул ей, подошел и встал рядом.

– Но почему вы так уверены, что ей удастся их спровадить? – спросил Джад.

– Так, значит, пари держать все-таки не хотите, – улыбнулся Кевин. – Что ж, объясню. Я много раз видел ее в похожих ситуациях. И знаю, что, во-первых, в мизинце моей дорогой племянницы больше решимости, чем у нас с вами, вместе взятых, и, во-вторых, она в самом деле болеет за этих людей душой. И они скоро начинают это чувствовать, а почувствовав, становятся воском в ее руках.

– Мы рады были бы пригласить вас остаться, – донесся до них голос Кэти. – Но мы не можем. У нас нет свободных мест. Сейчас, можно сказать, все щели забиты. Но если «Дом милосердия» будет работать успешно и мы уговорим богатых людей пожертвовать деньги еще на несколько таких же домов, то там найдется место и для вас. А может, вы еще раньше попадете к нам: ведь те, кто живет здесь, будут понемногу находить себе работу и уезжать…

А сейчас у меня к вам маленькая просьба. – Голос зазвучал оживленнее, веселее. – Я хотела бы провести вас по территории, послушать, что вы обо всем скажете. Начнем мы со столовой. – Кэти взглянула на Гордона, тот кивнул. – Там вы перекусите, а потом мы пройдемся по всем помещениям, а потом, – она кинула еще один взгляд на Гордона, и тот снова кивнул, – мы отвезем вас обратно в город.

– Агата. – Открыв дверь конторы, Джад обвел комнату взглядом. – Кэти здесь?

– Нет. – Агата, не отрываясь, с бешеной скоростью печатала на машинке.

– Но она обещала вернуться? – Нет.

Джад, размышляя, смотрел на прямую как струна спину, на аккуратно подстриженный седой затылок и алый шарфик на шее. Это был первый случай, когда одежда Агаты включала не только серые и блекло-коричневые тона.

– Красивый шарф, – сказал он одобрительно.

– Подарок, – отрезала она жестко.

– Агата, что-нибудь случилось? – нахмурился Джад.

– Ничего.

– Вы сердитесь на меня?

– И не думаю.

– Я в чем-нибудь провинился?

– Нет.

Джад глубоко вздохнул и принялся считать до десяти. На счете «пять» он уже взял себя в руки.

– Тогда почему вы не обернетесь? Почему мы не можем нормально поговорить?

– А на то есть простая причина. – Крутанув кресло, Агата наконец повернулась к нему лицом. Глаза у нее были красные, а тон ясно показывал: причина эта настолько лежит на поверхности, что даже такой недоумок, как Джад, мог бы, напрягшись, уразуметь ее. – И эта причина состоит в том, что сейчас я не расположена разговаривать. Ни с вами, ни с представителями отдела социальной защиты, которые вот уже несколько часов обрывают нам телефон, ни с теми твердолобыми подонками, которые закрыли городской приют и вытолкнули всех этих несчастных снова на улицу.