— Могу сказать о вас то же самое.

Алексас оглянулся через плечо:

— Вы хороший слушатель.

— А вы… неплохой… исполнитель. Откуда у вас скрипка?

— Леогран подарил в знак благодарности за избавление его рода от двух чудищ сразу, — Алексас изящно взмахнул рукой со смычком, обведя движением тёмный горизонт. — Не желаете ли полюбоваться чудесным видом на Пвилл и окрестности?

— Благодарю, нет.

— А, — Алексас, усмехнувшись, чуть склонил голову, — полагаю, я всё ещё не отделался от навязанного мне образа посягателя на вашу честь?

Таша только фыркнула. Всё-таки порой молчание — очень удобный выход из ситуации…

— Ой…

— Что случилось?

— Да так… — поморщившись, девушка опустила взгляд на окровавленную ладонь: боль, на время подъёма по лестнице забывшаяся, вновь напомнила о себе.

— Что… о, Богиня, что с вашей рукой?

— Пустяк… порезалась.

Алексас присел на корточки, быстро, но бережно уложил скрипку тёмного дерева в лежавший у его ног чёрный кожаный футляр и щёлкнул застёжками.

— Меня поражают многие ваши способности, но одна из них, пожалуй, напоминает о себе чаще других, — ещё не поднявшись на ноги, он мягко, но цепко ухватил Ташу за руку. — Вам кто-нибудь говорил, что у вас просто поразительная способность находить неприятности?

— Скорее это они меня находят, — она настороженно следила, как он встаёт, — что вы…

— Даже на балу? — юноша осторожно ощупал рану. — Тише, тише, не шипите…

— Ой!!

— Вот и всё, — он кинул за парапет хрустальный осколок. — Попробуйте согнуть. Легче?

— Ну… — Таша послушно чуть сжала кулак, — болит, но, похоже, там больше ничего нет.

— Собственно, как я и думал, — Алексас сосредоточенно ощупывал свои карманы. — Жаль, Джемино время на сегодня истекло, он бы это в два счёта вылечил… но после полуночи он к нам вернётся, а пока будем действовать по старинке, — он наконец нашёл, что искал: в руке юноши был белый кружевной платок. — Пожалуйте ещё на миг вашу руку… уж извините, что без сердца.

— И вы ещё говорите про якобы навязанный вам образ? — уточнила Таша — руку, впрочем, послушно пожаловав.

— Говорю. Впрочем, у святого отца были некоторые основания оклеветать меня в ваших глазах, дабы вы были осторожнее… и повод я давал, что уж там, — Алексас аккуратно затянул хитрый узелок. — Не туго?

— Вроде бы… — Таша согнула перевязанную ладонь, — нет. Спасибо.

— Всегда к вашим услугам, — юноша небрежно облокотился на парапет, и его пушистые, уже успевшие отрасти кудри взлохматил ветерок. — Почему вы ушли оттуда?

Девушка отвернулась:

— Не люблю толпу.

— Надо же, какое совпадение.

— Действительно интересно, какое, — Таша покосилась на него. — И всё-таки… значит, вы считаете это образом?

— Ну, чтобы уже окончательно развеять наше с вами некоторое недопонимание… — Алексас вздохнул. — Если бы я хотел, Таша, все баррикады вашей нравственности растаяли бы, как снег на летнем солнышке. Потому что я одарён неоспоримой привлекательностью в глазах женщин, и мою способность очаровывать… охмурять, простите мой просторечный, создания женского пола даже Учитель в своих целях использовал: порой близкое знакомство с чьей-либо служанкой весьма облегчало проникновение в чей-либо дом…

— Решили сразить меня наповал своей откровенностью?

— А почему бы и нет? Уж всяко лучше, чем каждый раз терпеть с вашей стороны явственную нерадость меня видеть… но вы дадите мне закончить?

Скрыв озадаченность недовольной гримаской, Таша кивнула.

— Благодарю. Итак, если бы я только хотел, то не преминул бы своей привлекательностью воспользоваться…

— А вы, стало быть, не хотели?

— Ваш папенька принял за определённый интерес простое желание быть учтивым. Впрочем, скорее даже не принял, а захотел, чтобы так приняли его вы… из осторожности, наверное. Не знаю его истинных мотивов, конечно. На деле же быть любезным с женщинами для меня естественно, как дышать. Впрочем, не скрою, что порой я чуточку переигрывал. Вы такая забавная, когда сердитесь, что не мог удержаться. О, тот поединок… да, у меня так и не было времени извиниться за тот мой переход на "ты", но я должен был убедительно сыграть роль Джеми. И не стану отрицать, что затеял поединок я отчасти потому, что мне хотелось увидеть в ваших глазах восхищение… Естественное желание каждого рыцаря. Но на то, чтобы отбить желание вас охмурять, нашлось сразу четыре причины.

— Изволите их перечислить?

— Как прикажете. Первая: место и время несколько неподходящие. Вторая: предпочитаю не заниматься развращением малолетних. Третья: кукольные блондинки не в моём вкусе. Ну, и четвёртая: любовь королевы — высочайшая честь, но эта самая честь создаёт рыцарю ещё и массу проблем, терзаний и метаний между чувством и моральным долгом, ибо между рыцарем и его королевой не может иметь место иная любовь, кроме восхищения и преклонения перед светлым и недостижимым идеалом… Не самое приятное сочетание, согласитесь.