— Рыцарю?

— Клятву произносил Джеми. Но уста у нас общие. И по всем вышеупомянутым причинам… да, мне самому не верится, что я это говорю, но… Таша-лэн, давайте останемся друзьями.

— Могли хотя бы в момент откровенности обойтись без издевки…

— Просите невозможного, ваше высочество.

С тихим стуком поставив туфли на каменные плиты, Таша приблизилась.

— Пока меня вполне устраивает стабильная неприязнь и взаимная игра на нервах, — она оперлась на парапет и взглянула вниз. — Впрочем, наше высочество рассмотрит ваше предложение дружбы… и будет следить за вашим поведением.

— Вы осчастливили меня, о великодушнейшая из королев.

— Рада за вас, о саркастичнейший из рыцарей.

Сад был далеко — но Таша ясно видела прямо под собой фонтан, накрытые столы на скошенных по такому случаю лужайках, яркие нити бумажных фонариков и гирлянд на розовых кустах. Судя по фонтану, они с Алексасом на крыше одной из башен восточного крыла…

А ещё Таша увидела оркестр, уже рассевшийся вокруг фонтана, и толпу, которая струилась по садовым дорожкам.

И что они все в саду делают? Ах, да — фейерверк…

Прищурившись, она разглядела, как маленькая фигурка в синем вскидывает руку.

Первый салют вспыхнул, казалось, прямо над ними: он рассыпался на сотни сверкающих искр, которые сложились в белоснежный, распустившийся прямо в небе цветок с шестью лепестками в изящном венчике. И тут же, словно в ответ, и над садом, и над крышей зажглись сотни волшебных звёздочек, вспыхнувших на фоне тёмного неба точно в промежутках между звёздами настоящими. Гирлянды распустились алыми, жёлтыми и белыми сияющими цветами, фонарики зажглись белым и мягким светом — будто маленькие отражения сиявшей в небе луны; из ниоткуда разноцветным дождём посыпались сверху яркие кружочки конфетти, оседая на одежде, путаясь в волосах…

— Может, чтобы уже до конца выдержать откровенность, — Таша смотрела на сияющую сеть, окутавшую сад, — вы заодно скажете, с чего так невзлюбили Арона?

Алексас задумчиво запрокинул голову, вглядываясь в узоры звёздной пыли:

— Взлюбливать таких, как он — дело рискованное, — заметил он. — Наверное, именно поэтому я и предпочёл его невзлюбить.

— Таких, как он? А чем он так отличается от остальных? Тем, что дэй, телепат и целитель в одном флаконе?

Алексас замер. Быстро выпрямился:

— Скажите мне, что вы шутите…

— С чего бы? — Таша нахмурилась. — Мне искренне интересно, почему вы не в первый раз говорите что-то о "таких, как он".

Музыканты ударили по струнам. К крыше, смешавшись с залпами салютов, ликующими криками, аплодисментами и хлопками откупориваемых винных бочонков, вознеслась радостная, почти волшебная в своей простоте музыка.

— Так, — наконец изрёк Алексас. На губах его играла какая-то нехорошая улыбка. — Подождите-подождите… и вы хотите сказать, что ваш "папенька" никогда и словом не обмолвился о том, что он — амадэй?

Слово прозвучало так значимо, несомненно подразумевая под собой понятие столь важное, что Таша не сразу решилась спросить:

— А кто это?

Алексас долго смотрел на неё. Потом вдруг рассмеялся:

— Да, видно, зря я в последние дни даже начал менять своё о нём мнение… Хотя это слово предано забвению, да… То есть он вообще ничего-ничего не рассказывал о том, кто он?

— Что он пастырь из деревеньки в Озёрной… Да что такое, вы мне можете сказать?

Алексас повернулся спиной к простиравшейся за парапетом пустоте:

— Вначале скажите мне, что значит слово "амадэй".

— Амадэй… м… "избранный Богиней"?

— Совершенно верно. Думаю, вы уже догадались, что это слово, равно как "лоридэй" и "эндэй", имеет особое значение?

— И кто такие эти амадэи?

Алексас помолчал, прикрыл глаза — и заговорил.

— Их всегда двое. Один — Зрящий: тот, кто видит всё, кому власть дана знать, что творится в умах и душах — тот, кто судит и дарит жизнь. Другой — Воин: тот, кто не ведает страха, кто повелевает силами тьмы, чья сила неоспорима — тот, кто карает и дарит смерть, — слова ронялись неторопливо и уверенно, будто цитируя. — Судья и Палач. Свет и Тьма. Друзья. Братья. Соратники. Каждый дополняет другого, каждый уравновешивает другого, на каждого не действует сила другого… но только один всегда защищает другого.

Наконец взглянул в её лицо, он добавил:

— Говоря привычным языком, один — целитель и телепат. Лучший телепат из всех, что когда-либо знал мир: он не просто читает чужие мысли, а может контролировать их. Изменять, заменять собственными, думать чужим разумом, смотреть чужими глазами… Второй — некромант и мечник. И его магическим силам позавидовал бы любой архимаг, а мечом он владеет наравне с лучшими альвийскими воинами. Впрочем, он и наделён нечеловеческой силой, скоростью, ловкостью… Оба амадэя не совсем люди — у них даже болевой порог выше простых смертных, — Алексас мельком оглянулся в тёмную пустоту. — Зрящий не может ни читать мысли, ни излечивать своего Воина. Заклятия Воина, в свою очередь, потеряют всякую силу, будучи направленными против Зрящего. И силы двух "братьев", как вы видите, неравны, ибо телепатия телепатией, но крепкая сталь вкупе с тёмной магией куда надёжнее… и потому издавна Воины были щитами Зрящих. Нет, последние, конечно, тоже далеко не лори белокрылые, особенно если забывают о том, что созданы воплощениями света и справедливости — но Воины всегда были сильнее.