Шрифт:
Что ж, подумала Таша, такой факт, как дрожь законченного головореза, многое сообщает о предмете разговора.
— Мы знали, на что идём, — неуверенно сказал тот, кого называли Дэви. Продолжил, однако, гораздо увереннее, — и неужели я слышу сожаления?
— Ну… она была красивая. Та женщина.
— О да. И очень зубастая, — Дэви пыхнул самокруткой. — Думайте о ста золотых, ребята. Каждому. Да и всё скоро кончится… вроде бы… Покурим? Вольг?
Четвёртый, до сей поры хранивший молчание, вдруг обернулся. Но не к напарникам, а к Таше — слишком поздно осознавшей, что лучше бы прикрыть глаза.
— Смотрите-ка, кто проснулся, — певуче заметил наёмник.
Лишь взглядом оборотня можно было заметить, как в тени капюшона кривятся улыбкой его губы.
Но то, как враз настороженно притихли остальные трое, заметил бы любой.
Поднявшись с земли, Вольг приблизился к пленникам танцующей походкой.
— Вольг, ты…
— И пальцем к ним прикасаться не сметь, знаю, знаю, — скучающе протянул он, присаживаясь на корточки. Капюшон ни то спал, ни то незаметным движением скинулся с его головы.
Молодой человек в чёрных одеждах, с гривой русых волос, весьма симпатичными чертами белокожего лица и… глазами. Глаза у Вольга были светло-карими, странно отливающими в жёлтый. И взгляд этих глаз был очень… пугающим. Они смотрели так, будто оценивали, как удобнее вцепиться тебе в горло.
Глаза принадлежали существу без каких-либо моральных принципов. И без каких-либо тормозов. Если оно сможет вцепиться в горло — не остановится, стиснув челюсти в мёртвой хватке. Как при жизни, так и по смерти.
— Привет, малышка, — улыбнулся Вольг, — будем знакомы.
Всего лишь улыбнулся — а Таша почти ощутила волчьи клыки у себя в шее.
— Меня зовут Вольганель, а тебя?
Она сжала губы:
"Он не причинит мне вреда. Ему приказано".
— Ц-ц-ц. Это невежливо — не отвечать, когда тебя спрашивают, — дыхание оборотня почти обжигало лицо. — Заводить новые знакомства порой полезно, как думаешь?
— Вольг!
Таша молчала.
"Не причинит, не причинит…"
— Значит, не хотим быть вежливыми, да?
Жадное, нехорошее дыхание.
"Не причинит…
Богиня, пожалуйста…"
— Что ж…
— ВОЛЬГ! — рявкнул Дэви.
Наверное, ещё с минуту оборотень, не мигая, смотрел ей в глаза.
А потом, грациозно встав, прошёл обратно к костру.
— Как думаешь, Дэви, — устроившись у огня, Вольг лениво потянулся, — может, когда наш Чёрный Человек с ней наиграется, то отдаст нам?
— Хочешь сказать, тебе.
— Упрямая девочка. Ты же знаешь, у меня к ним слабость. А хорошие девочки вроде бы любят плохих мальчиков, так что… думаю, мы поладим.
Как бы жутко не было Таше при мысли о том, что уготовил ей Воин — то, что с ней мог сделать Вольг, представлялось куда отчётливее.
И от этих мыслей впервые за вечер ей стало по-настоящему страшно.
— Думаю, — новый голос был негромким, чуть хрипловатым, — мы поладим не хуже…
Голос оказался иным, чем слышался Таше в зеркале.
Наёмники, мгновенно съёжившись у костра, предпочли замкнуться в молчании с подобострастно-боязливым оттенком. "Чёрный Человек" возник будто из ниоткуда: просто шагнул вперёд из теневых отблесков и встал у костра, опустив голову, задумчиво сложив руки на рукояти меча.
Таша смотрела на того, кто сломал её жизнь. Ей не оставалось другого — отвернуться она не могла.
— Ты бы хотела, наверное, знать, чего я хочу? — он глядел вдаль почти мечтательно.
Таша молчала.
— Почему сейчас ты здесь? Чего мы ждём?
Она могла не отвечать, но не могла не слушать. И забыться — тоже. Это было хуже, чем смерть, хуже, чем пытки: лежать перед ним, такой бессильной, такой беззащитной, просто лежать и знать, что ты ничего не можешь сделать. Игрушка, марионетка с обрубленными нитками.
Он повернул голову — Таша зажмурилась, только заметив начало движения.
— Не надо бояться, девочка моя. Я тебе вреда не причиню. Ты слишком хрупкая и дорогая игрушка, чтобы так бездарно тебя испортить, — его плащ шуршнул вдруг совсем близко. — Сколько лет я замыкал этот круг… Ах, как много интересного ждёт тебя на уготованном мной пути, если бы ты только знала! Так и тянет рассказать, но, увы, испорчу эффект…
Холод мурашками побежал по Ташиной спине, когда он поставил её на ноги и, одной рукой прижав к себе, цепкими пальцами другой взял за подбородок, вскинув лицо: