— Посмотри на меня.

Она лишь зажмурилась крепче.

— Я ведь могу и заставить, — он говорил мягко и очень тихо — его голос почти сливался с шипящим потрескиваньем огня. — Но если будешь послушной девочкой, сниму заклятие.

Вдалеке глухо заворчала громом грозовая туча: зарницы ниточками мелькали в черноте между небом и землёй. Сонно потрескивал костёр. Кони глухо переминали копытами землю, с тихим шорохом прядая ушами.

Медленно, медленно Таша открыла глаза и прямо, не боясь, встретила взгляд глаз других: серых, в голубой отливающих. Они были светлыми — но такими невыразительными, такими жуткими…

Таша не знала, что такое ненависть. Ей просто некого было ненавидеть. Но сейчас ненависть была единственным, что у неё осталось.

Если бы только можно было разбить в кровь это лицо, ударить, избить, разодрать — чтобы он ощутил хоть сотую часть той боли, что заставил испытать её… хотя нет, это всё не то. Это не страшно, совсем не страшно. Если бы разбить на мелкие осколки всю его жизнь, если бы отнять у него всё, что ему дорого, если бы стереть это в порошок, в прах — но у него, верно, и нет ничего, чем бы он дорожил…

"Я хочу, чтобы ты умер, мразь. Хочу, чтобы ты лежал мёртвый, холодный, в земле, где только черви составят тебе компанию…"

Он усмехнулся как-то странно… весело?..

А потом разжал руки, отступил на шаг — и Таша поняла, что стоит на ногах уже сама.

— Пытаться бежать или перекинуться не советую, — он с интересом ждал её реакции. — Всё же не забывай, кто я. Далеко не убежишь и сильно не навредишь.

Она смотрела на амадэя, закутанного в плащ, словно в отрез ночной тьмы. Потом обвела взглядом четверых вокруг костра, стену леса вокруг маленькой площадки, отвесный обрыв позади. Опустила глаза на тело Джеми у своих ног.

— Он просто спит. Ничего серьёзного. Правда, спать ему придётся долго.

Плевать, что любая попытка бегства обречена, думала Таша. Было бы плевать, если бы не мальчишки, которые по её глупости оказались здесь, если бы не сестра, которая где-то там ждала пробуждения…

— Освободи Лив, — в её голосе не было страха или волнения. — И мальчика. Я же у тебя, ты своего добился.

— Нет, девочка моя, рано, рано. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: ты наделаешь больших глупостей, если будешь знать, что тебя ничто не держит.

Таша сжала кулаки — раненную ладонь резануло болью:

— Что ты хочешь?

— Сейчас от тебя — ничего.

— Тогда зачем?..

Он улыбнулся — от этой улыбки жуть пробрала Ташу до костей:

— Увидишь. Уже скоро.

— Уже очень скоро, — послышался знакомый голос, и один её кукловод обернулся — чтобы увидеть, как шагнул на свет второй.

Какое-то время Воин и Зрящий просто смотрели друг на друга — две тени, разделённые несколькими аршинами тьмы и неровным пламенем костра. Потом первый, не отводя взгляда, чуть склонил голову набок и махнул рукой. Наёмники вскочили, как по команде: двое безмолвно сгребли за руки Ташу, не рискнувшую вырываться, ещё двое подхватили Алексаса, и четвёрка оттащила пленников в стороны.

Место долгожданного свидания было свободно.

— Здравствуй, Арон, — Воин сделал шаг вперёд, и мягкая безрадостная улыбка скривила его губы. — Рад тебе несказанно. Сколько лет, сколько зим… мы не виделись сколько — пять, шесть сотен лет?

— Приветствую, Лиар, — Зрящий двинулся навстречу. — Сожалею, что не могу ответить на приветствие, как должно. Не желаю, чтобы ты здравствовал.

— Как невежливо, однако. Я, быть может, тоже, но этикет, традиции или хотя бы элементарные правила следует соблюдать, не считаешь? Хотя да, ты же никогда не был сторонником правил, как же я мог забыть…

— Кто бы тебе дал.

Алексаса бесцеремонно швырнули на землю, Ташу — следом, прямо на него. Амадэи, даже не взглянув в их сторону, остановились в нескольких шагах друг от друга: тот, кто воплощал тьму — по-прежнему склонив голову набок, как любопытный мальчишка, тот, кто должен был воплощать свет — держась прямо и ровно, чуть вскинув подбородок.

А Воин выше Зрящего, заметила Таша. И крупнее, пожалуй…

— Знаешь, — вдруг сказал Лиар, — я сделал кое-какие выводы. Наблюдения, душевные поиски, и… может, нам начать сначала?

Во взгляде Арона почти не было удивления.

Почти.

— Ты же мой брат, — продолжал Лиар. Светлые глаза амадэя были абсолютно серьёзны, — мы должны оставить прошлое позади. Если ты хочешь жить нормальной, счастливой, человеческой жизнью… я тоже должен желать всего этого для тебя. И тогда, может, и у меня это получится? Может, я смогу научиться быть… человеком… Может, ты сможешь меня простить? Может, ещё есть надежда для нас обоих?..

Он слегка улыбнулся. Чуть виновато, очень искренне. Удостоившись в ответ не менее искреннего, таки проступившего за маской бесстрастности непонимания.