Он отдернул руку. Она не проявила ни малейшего признака торжества. Просто повернулась и пошла прочь. Пешком, как любое земное создание. Любая женщина. Ни один мужчина не мог бы идти с такой грацией, чуть пританцовывая даже на каменной осыпи.

Лицо Айдана горело там, где она дотрагивалась до него. Он вернулся к своей освежеванной добыче и поднял ее на плечо. Самым удобным путем назад был избранный ею путь. Он не откажется от этой дороги, сказал он себе, из-за того, что ею прошла Марджана.

При всей своей храбрости и дикости Марджана разделяла застенчивость Сайиды в вопросе спальных мест. Женщины расстилали матрацы в кухне; они не желали и слышать об обмене. Но Айдану часто составлял компанию Хасан. Даже будучи так мал, он, казалось, осознавал, что они оба были мужчинами; и ему нравились подушки и одеяла.

— Он превращается в маленького принца, — сказала его мать.

— Тогда он в подходящем обществе, — ответила Марджана.

Айдан, без аппетита ковырявший кусочек жареной газели, поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть на лице Сайиды комичное замешательство.

— Йа Аллах! Я совсем забыла.

Его улыбка была кривой.

— Не кланяйся. Ты упадешь в котел.

— Я не намеревалась… я вела себя… я… — Сайида в смущении умолкла.

— Так, словно я совсем не принц, — завершил он. Она открыла рот, негодуя. Он засмеялся. — Я знаю, что не похож на принца. Мне это говорили те, кто в этом понимает. Как я могу сердиться на правду?

— Это ерунда, — возразила Сайида. — Королевская кровь есть королевская кровь. И я даже не вспомнила… Исхак говорил мне однажды… он просто не мог удержать это в себе. Я и не беспокоилась о том, чтобы помнить. Что для меня принц? Я никогда не оказалась бы к нему ближе, чем уже была.

— Странные вещи пишет ваш Аллах, когда он захочет. — Айдан доел мясо и потянулся за сыром. Взгляд Марджаны был острым. Он отказывался замечать это.

Он отложил сыр, отрезав только кусок.

— Ешьте. Я закончил.

Они пытались спорить с ним, но у него не было аппетита, и они приступили к еде. Пока они ели, он направился в баню. Он был до изумления рад, что всегда может искупаться. И что бассейн достаточно широк, чтобы можно было плавать.

Он скинул одежду, но не вошел в бассейн. Там, где камень плавно нисходил в воду, похожий на лед, синий и бледно-зеленый, Айдан улегся на живот, положив подбородок на скрещенные руки, и стал любоваться игрой воды в свете ламп. От нечего делать он сотворил свой собственный свет, рассыпал его угольками и пустил их танцевать на поверхности воды.

Айдан зевнул, почесав щеку о плечо. Он уже и забыл, каково чувствовать себя чисто выбритым. Быть может, следовало к этому вернуться. Это могло шокировать женщин; это могло доказать, что он франк и варвар. И чудовищно молод телом.

Время не оставляло на нем отметин. Даже шрамы рассасывались и исчезали. Однажды, будучи уже совсем взрослым, он получил удар в рот. Обломки зубов расшатались и выпали; он научился улыбаться, сомкнув губы, и приготовился на всю оставшуюся жизнь смириться с испорченной красотой. Было неожиданно и унизительно узнать, как много она значила. Но пришел день, когда он, пробежав языком по уродливому широкому провалу, почувствовал нечто чужеродное. За несколько месяцев все выбитые зубы выросли заново, острее и белее, чем были. Иногда в неистовом расположении духа он хотел пожертвовать даже пальцем, чтобы посмотреть, не вырастет ли то заново, не оставив и следа.

Он никогда не сделал этого. Это был бы слишком большой удар для его тщеславия. Он мало беспокоился о том, чтобы смотреться в зеркало, но ему нравилось сознавать, что он увидел бы в нем. Ему нравилось, что люди, встретив его, отшатывались и смотрели, не веря своим глазам. Даже то, что они считали его просто красавчиком, которому без надобности все остальное. Это было всегда восхитительно — доказать им, что они неправы.

Теперь он всегда знал, где находится Марджана, как он знал, чего касается его рука. Он сказал, обращаясь к воде, но частично и к ней:

— Я очень мелкое создание, когда дело доходит до серьезного испытания.

Она уронила что-то на него: халат из тяжелого, блестящего алого шелка.

— Но очень приятное на вид, — добавила она, — и не более стыдливое, чем животное.

— Почему нет? Мне нечего скрывать.

— Пророк, да будет с его именем благословение и мир, был стыдливым мужчиной. Мы следуем его примеру.

Айдан сел, закутавшись в халат. Он был отделан более светлым шелком, бледно-золотым — по краям вышиты драконы. Он был очень хорош на вкус Айдана.

— Значит, он был уродлив?

— О, нет! — казалось, эта мысль потрясла ее. Он был очень красив. Он был немного похож на тебя: благородного вида араб, и нескоро поддававшийся возрасту.

— Ты знала его.

— Я не была столь благословенна. — Сейчас она была одета в зеленое. В нем она выглядела много лучше, чем в белом. Намного теплее; намного менее нечеловечна.

Она не отрицала, что была достаточно стара, чтобы видеть Мухаммада.

— Я могла, — признала она. — Я не помню. Я была немногим больше, чем ветер в пустыне, пока мой господин не нашел меня и не сделал меня своей. Я ничего не помню о том, как была ребенком. Кто знает? Может, никогда и не была.