Кузнецова Ярослава
Шрифт:
— Посох у тебя, конечно, грозный. Но куртка твоя хоть и двойной вареной кожи, кольчуге моей не чета. И голова у тебя открыта. Шея так и сверкает.
— Точно, — фыркнул Викор и совершенно неожиданно цапнул брата пятерней за горло.
Лютор взвился с рычанием, свистнул посох, Викор отлетел на пустую Лискину кровать.
— Уй, уроооод! Спятил совсем, дубьем своим махать…
— Соображай, что делаешь! — гаркнул Лютор, весь белый, страшный и встрепанный.
— Вик, правда, кончай свои шуточки, — сказал я, — Скажи спасибо, что глаз не вышибли.
— Идите вы… — обиделся Вик.
— Стой! — вдруг заорал Лютор и кинулся через комнату.
Оказалось, пока мы занимались ерундой, Дия тихонько попыталась смыться — отец перехватил ее у самой двери. Он сгреб девчонку в охапку, выронив свой шест, она только сдавленно пискнула. Бледные кулачки побарабанили по кожаным плечам, потом разжались и беспомощно обвисли.
Я поспешил к ним:
— Дия, малыша, ну что же ты…
Она рыдала у отца в объятиях.
Мы отвели ее обратно, усадили на постель, сели с двух сторон. Я погладил блестящие ее волосы, куделью тонкорунной греющие руку. Прядки вились кольцами, цепко охватывая мои пальцы как усики винограда. Под массой волос открылась тонкая шея и — ох… господи, мой Боже — набухшие темные капельки и размазанный о ворот кровавый следок. Место укуса, понял я, кровоточит… или сама расчесала, вон кожа какая красная…
Я посмотрел на Лютора, прижимающего ладонь к глазам. Похоже, Лушино лекарство начало действовать. Викор, сидя на кровати напротив, мрачно щупал пострадавшие ребра. Дулся. Ну и шут с ним.
— Дия, — шепнул я в пышные кудри, — не плачь, малыш. Все образуется. Все будет хорошо.
Она всхлипнула, вытерла нос рукавом — чистюля Дия, которую расстраивала любая неровно лежащая складка. Ах ты, идол поганый, господин полуночи, что же ты с людьми делаешь? Сами на себя не похожи…
Я приобнял ее, привалил к груди, покачивая, как малого ребенка. Она не сопротивлялась, но хрупкие плечики были напряжены, а спина одеревенела. Лютор согнулся, поставив локти на колени, и спрятал в ладонях лицо.
— Вик, — тихонько окликнул я, показывая на Лютора глазами, — Уложи его.
Вик вопросительно поднял бровь, и я кивнул. Да, Лушино зелье подействовало — Лютора развезло, он покорно позволил перетащить себя на Лискину постель.
— Че это с ним? — удивился Викор.
— "Огнежорка" ударила. Он сегодня, небось, не ел ничего. Пусть отдохнет.
— А ты, — спросил Вик, — в лес-то пойдешь?
— Пойду, — я кивнул, поглаживая Диины кудри, — Пойду…
— Тогда давай еще, — он кивнул на бутыль, — для храбрости, м?
— Не. Мне хватит.
— Боишься, что срубит?
— И тебе хватит.
— Ну, как хочешь.
Вик встал и отошел к окну.
Дия вдруг заворошилась. Отстранилась.
— Пусти.
— Что-нибудь хочешь, малыш?
— Хочу, — на меня она не смотрела, — Мне надо.
— Я принесу.
— Нет. Ну… мне надо.
— А! Тут у тебя горшок, наверное, есть. Мы с Виком отвернемся.
Она взглянула на меня как на сумасшедшего.
— Еще чего! Я… не могу так. Выйдите.
Ну да. А ты, милая, ставни откроешь — и в окно, даром что второй этаж. Или двери заложишь и лампу перевернешь, чтоб пожар и суматоха, а сама под шумок…
— Нет, маленький, нельзя. Придется тебе свои дела тут делать, при нас.
— Дурак!
Она отодвинулась и насупилась, зажав ладони между колен.
— Дия! — я схватил ее за плечи, притянул к себе, закопался губами в волосы, нашаривая ее ухо, — Дия, он зовет тебя? Да? Ты чувствуешь его?
Она сжалась вся и, кажется, зажмурилась.
— Да не уговаривай ты ее, — сказал от окна Викор, — Ежели приспичит, то все равно, глядят, не глядят…
— Это тебе все равно, — огрызнулся я, — Потому что ты мужичье неотесанное. А она — дева нежная и моя дама, между прочим.
— Дама-распердама, — фыркнул Вик, демонстративно повернувшись к нам спиной.
— Дия, — шепнул я, — ты ведь знаешь, где он сейчас, господин полуночи? Дия, мне позарез нужно поговорить с ним. Он украл моего друга, Анна. Помнишь Анна? Сереброволосого, красивого, помнишь его? — Дия молчала, — Ты можешь отвести меня к своему господину? Обещаю, я не причиню ему вреда. Я только спрошу у него — где Анн…
Девчонка взглянула на меня — глаза опять застеклили слезы, губы трясутся. Сейчас заревет.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал я громко, — Но не во двор, а в зимний нужник. Который в доме, слышишь? Я проведу тебя, и буду стоять у двери, и если услышу что подозрительное…
Она закивала — слезы пролились через край и поползли по щекам.
Идолы, что я делаю?.. Лютор меня убьет. Я сам себя убью, если упущу ее. Но внутри у меня все задрожало, зазвенело струной. Я взял след, как охотничий пес.