— Хочешь перец распылять? — сообразил Птека. — Давай пока ты в архиве сидишь, я схожу к ювелирам, возьму маленькие мехи, которыми они воздух накачивают.

— Мехи, говоришь? — Марк задумчиво раскусил горошину душистого перца. — Попробуй. А ещё мне нужен лист бумаги и карандаш. Или грифель.

Архивом заведовал звеРрь, хотя на мгновение Марку показалось, что перед ним звеРрюга, такой радостью полыхнули глаза старого лиса. Архивариус был неуловимо похож на несостоявшихся телохранительниц Марка: старый лисовин из породы рыжих лис, чью рыжесть давно съела седина.

— Я бесконечно рад, что хоть один человек заглянул сюда, — честно сказал архивариус. — До вас никто из пяти не догадался этого сделать.

— А чем вообще располагает архив? — осторожно поинтересовался Марк. — Летописи? Акты? Планы города? Мемуары доблестных участников знаменательных для ЗвеРры событий? Школьные сочинения на тему "Как прекрасна наша Родина?"

— Летопись есть, — признался архивариус. — Только пожар её попортил… Акты были, но тоже сгорели…

— Поскольку на ЗвеРру валятся, похоже, все несчастья Ойкумены, пожару в архиве удивляться не приходиться… Могу я сам посмотреть, что осталось на полках?

Лисовин ответил не сразу.

Марк не торопил.

— Хорошо, — наконец сказал архивариус.

Снял с пояса кольцо с ключами и отворил перед Марком дверь.

Ночь третья

Птека нетерпеливо ходил под окнами архива с банкой перца под мышкой. Время от времени он вспоминал, что делает это незаметно, не привлекая к себе внимания: и на секундочку прятался в одной из подворотен, видимо, в целях сбивания со следа врагов и звеРрюг. Через мгновение опять появлялся на мостовой и начинал маршировать туда-сюда с новыми силами, резко выделяясь на фоне спешащих по своим делам горожан.

Марк появился хмурый.

— Обчистили ваш архив, — объяснил он. — И я этому даже не удивляюсь. А после того, как обчистили, подожгли. Старый лис чего-то скрывает, он напуган. Но, с другой стороны, обрадовался мне, как родному. Вот и думай, что же там произошло…

— А я мехов не нашёл… — виновато сообщил Птека. — Ювелиры ждут конца ЗвеРры, работать перестали, лавки закрыты.

— Переключились на производство гробов? — кисло поинтересовался Марк.

— Нет… — растерялся Птека.

— А зря, я бы на их месте не упустил столь доходный промысел. Конъюнктура как раз благоприятная.

— А что такое конъюнктура? — переспросил Птека.

— Это когда есть спрос на гробы и белые тапочки. Аккурат перед очередным концом света, — подробно разъяснил Марк. — Фиг с ними, обойдемся пока и так. Пошли, стемнеет скоро: уши зябнут.

— Ты быстро привыкаешь к ЗвеРре, — заметил Птека. — Чувствуешь приближение ночи.

— Начнешь тут чувствовать, — ворчливо заметил Марк, доставая вязаную шапку. — Уши-то не казённые!

Холодало, и правда, стремительно.

Стоило солнцу уйти за свинцовые крыши, как холод волной покатился по улицам, заставляя горожан обрастать шерстью всех видов. Плечи окутывали косматые бурки и изящные меховые манто. Запестрели на мостовой полосатые, пятнистые, причудливо окрашенные шубки. Через мгновение улица приобрела зимний вид.

— Прямо цунами какое-то! — поёжился Марк, натягивая вязаные перчатки.

Птека привычно окутался блестящей шубой.

Безлюдными проулками они поспешили к Оленьему Двору, тщательно проверяя, нет ли хвоста. (Марк бы совсем не удивился, если бы после усилий Птеки остаться незамеченным, за ними увязалась бы толпа любопытствующих. Но им повезло.)

К месту засады успели засветло.

Марк взял у Птеки банку и тщательно засыпал перцем подходы к полянке, на которой они собрались коротать ночь.

— Сегодня мы всё равно будет только смотреть, — объяснил он. — Во всяком случае, носиться с гиканьем по кустам я не планирую.

ЗвеРра понемногу отходила ко сну. Тревожному, неспокойному сну, наполненному страхом.

Из зарослей, где прятались новоиспечённые засадчики, был виден не только Олений Двор, но и часть города.

— В другом месте сейчас загорались бы огни, чтобы освещать город всю ночь, а здесь наоборот, всё стремительно гаснет… — задумчиво сказал Марк.

— Правильно гаснет, зачем специально привлекать звеРрюг? — заметил Птека. — А у меня лепёшка есть…

— Давай! — оживился Марк. — Есть хочу зверски. Интересно, всё-таки, чем руководствовался ваш пророк-основатель, не очеловечив ни птиц, ни домашнюю живность? Сугубо лесное зверьё осчастливил…

Птека не знал ответа на этот вопрос, протянул лепёшку молча и принялся шебуршиться у стены, устраивая себе гнёздышко. Марк ел.

Сумерки сменились темнотой. Пар вырывался изо рта, вечерний туман опустился на землю ночным инеем.