Андреева Наталия
Шрифт:
Почти сразу же после крика вниз рухнул моток веревки. Дар подергал за конец: не гнилая ли? И сразу же стал обвязываться и привязывать к себе раненого. Проклятые пальцы тряслись и узлы не вязались, Дарен ругался, но ничего поделать с собой не мог. Когда он закончил, огонь уже вовсю бушевал за спиной.
— Быстрее! — поторопил Ждан.
— Сам знаю, — огрызнулся войник.
Но первая балка, за которую можно было ухватиться, как назло находилась выше того места, до которого он мог дотянуться.
— Подтяните меня!
— Чего? — оторопел парень.
— Подтяни, говорю, дурень! — злился Дар, — у меня уже волосы дымятся.
Ждан, скептически поглядев вниз, плюнул на ладони и ухватился за обратный конец.
— Давай, я помогу! — засуетилась Велимира.
— Тебя только здесь не хватало, — буркнул парень, но гнать девушку не стал: вдруг и действительно чем поможет.
— Ну?! — раздалось снизу.
И они потянули. Сначала ничего не вышло, но потом вроде веревка поползла наверх: медленно, но верно.
Огонь уже перебрался на стены и жадно лизал верхние ступеньки.
— Веревка вот-вот загорится! — проорал Ждан.
И в этот момент она действительно загорелась. Да и почти тут же оборвалась.
— Да-арен! — истошно взвизгнула Велимира и ринулась вперед.
Она так и знала, так и знала, что нельзя отходить с тропинки, намеченной Осенью!
— Куда?! — Ждан успел ухватить ее за рубаху, — сгоришь, дура!
— Отпусти!
— Дьябола с два! — парень потянул ее за руку наружу, — задохнешься!
— Но он там!
Справа с грохотом упало что-то горящее и рухнуло вниз. И почти сразу же за этим раздался крик где-то совсем рядом:
— Руку!
Ждан, не раздумывая сунул руку в дым, в котором уже копошились языки пламени. За нее тут же ухватились, а через пару пылинок наружу вылез Дарен с чем-то на спине, натужно кашляющий и отплевывающийся. Веля тут же вцепилась ему в руку, но войник отпихнул ее:
— Что стоите?! Наружу! Быстро!
И, наверное, боги сегодня все-таки благоволили путникам, потому как балка обвалилась сразу же за их спинами.
— Да ты горишь! — охнула девушка.
— Знаю! — прорычал Дар, захлопывая огонь руками, — не стойте дубами, снимите его с меня, ну?!
Ждан с руганью бросился отвязывать бывшего пленника.
— Да зачем тебе вообще понадобилось поджигать этот дьяболов дом?!
— Эти с-суки там… разделочную себе оборудовали!
— А ты тут причем?
— Я — причем?! А притом, что мой друг чуть не погиб у этих мясников!
— Ну сначала можно было выбраться!
— Можно было, — на этот раз Дарен ответил спокойнее, бережно укладывая нечто, бывшее человеком, на траву, — я не сдержался. Дай мне все фляги с водой.
— Но у нас же больше нет…
— Я сказал: дай.
Парень, ругнувшись, все-таки полез в сумку и вытащил попрошенное. Вот нашелся командир! Это дай, то принеси, туда пойди, сюда беги…
— Да оставь ты его! Он не жилец…
Ждан еще не успел договорить, а Дарен уже вмазал ему в челюсть и в мгновение ока оказался сверху, зажимая руки войника-недоучки.
— Еще одно слово — и я за себя не отвечаю.
— Да ты чего, взбесился?! Отпусти!
Войник отпустил, но перед этим как следует прижал парня коленом, так, что тот застонал. А сам, оторвав от рубахи кусок, стал аккуратно обмывать раненого. Тот по-прежнему был без сознания.
Кровь сухой коркой покрыла все тело друга, лица за ней видно вообще не было, а волосы слиплись в ком, с которым Дар решил повременить, памятуя о том, как трепетно Яр относился к своей шевелюре: даже если придется отрезать, пусть он сам сначала убедится в этом. После того, как войник отмыл друга от спекшейся крови (Велимира целомудренно отвернулась), то обнаружилось, что у того много не особо страшных порезов, в общем-то не сильно угрожавших его жизни. Гораздо сильнее Дарена напугали переломанные пальцы и глубокая рана, начинавшаяся на плече и заканчивающаяся около поясница.
— Иголка у кого-нибудь есть?
— Д-да… — девушка судорожно стала рыться в собственной сумке и вскоре вытащила обещанное, но потом с сомнением оглянулась: — а ты уверен, что…
— А что ты можешь предложить? — со злостью перебил ее Дар.
"Добить, чтоб не мучился" — с досадой подумал Ждан, поднимаясь и потирая челюсть: уже второй раз получает от этого!
Веля протянула войнику иголку с ниткой и снова отвернулась.
Наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь обиженным сопением Ждана да треском горящего дома неподалеку.