Вопросов было множество, и, как всегда, их количество во много раз превосходило количество ответов. При этом за достоверность ответов, если таковые и были, ручаться никто не мог.

Для начала, чтобы привести мысли в порядок и успокоиться, Арсений решил разобраться с собственной диспозицией. «Из „Дубовой рощи“ пока съезжать рано, неизвестно, вдруг Сливка все-таки в городе, — размышлял Кудесников, — найду его, тогда и решу, куда переселяться, и надо ли это делать вообще. А если он уехал совсем, то там будет видно, как действовать».

В настоящий момент необходимо осторожно выяснить у ночного портье, заменившего Николая Петровича, или у швейцара, куда собирался ехать Роман Сливка. Ну, вдруг он обронил какую-нибудь лишнюю фразу! Затем, естественно — найти шофёра. Наверняка ведь таксистов вызывают либо своих, которые пасутся у гостиниц, либо через диспетчерскую.

Раскрывать себя Арсений не собирался — лучше назваться другом, знакомым, даже родственником и раздавать щедрые вознаграждения в благодарность за любезно предоставленную информацию. Вообще весь его опыт подсказывал: признаваться, что он частный детектив, нужно лишь в случае самой крайней необходимости. Наши люди готовы общаться на любые, самые интимные темы с водопроводчиком, пожарным, водолазом, бульдозеристом. Но когда они слышат от собеседника «частный детектив», то с ними начинает происходить нечто странное.

Сначала их израненное Голливудом сознание пытается найти в вашем лице знакомые черты Брюса Уиллиса, Микки Фурка или, на худой конец, Дэвида Суше. Когда им это не удается, они замыкаются или начинают нести откровенную ерунду. А затем впадают в бешенство, грозят милицией, а некоторые почему-то карой небесной.

Короче, официально лучше представиться водопроводчиком. Или добрым знакомым человека, о котором необходимо собрать хоть какие-нибудь сведения.

От гостиничного персонала ничего нового узнать не удалось. «На вокзал. В семь часов поезд». И это все, что Роман Сливка соизволил сообщить о себе, уезжая неизвестно куда. Правда, был найден шофер, отвозивший его на вокзал.

Кудесников решил тоже побывать на вокзале, разузнать обстановку (вдруг повезет, и там обнаружатся следы канувшего в неизвестность Сливки), а заодно подробно поговорить с водителем.

Таксиста звали Семеном Павловичем. Он был немолодым уже человеком и к подробным разговорам оказался не расположен. Он вообще с трудом создавал словесные конструкции, которые лишь отдаленно напоминали связные предложения, а когда произносил несколько вразумительных фраз подряд, то создавалось ощущение, что он разговаривает

сам с собой, не обращая внимания ни на собеседника, ни на его вопросы.

Если бы Сливка уехал, допустим, вчера вечером, то Семен Павлович запросто мог его не вспомнить вообще. Дорога до вокзала заняла пятнадцать минут, но Кудесников так устал, будто разгружал вагон с картошкой. Единственной крупицей золота в этой тонне пустой породы была следующая фраза:

— Гостиница хорошая, клиенты чистые, богатые (это о «Дубовой роще», догадался Кудесников). А есть плохие, и там ошибаются жулики разные. Там дешево, невыгодно возить. Ваш-то спросил — какие еще есть, где. Я родился здесь, все знаю. За баранкой больше сорока лет.

— Он про конкретную гостиницу спрашивал? — осторожно уточнил Арсений. — Про другую гостиницу здесь, в Аркадьеве?

— Про все гостиницы. Я ему про все и рассказал. Их в городе много. Восемь штук. Есть совсем плохие.

Интересно, зачем уезжавший Сливка интересовался гостиницами? Надо позже все это обдумать. Отпустив машину, Арсений начал методично прочесывать вокзал в поисках Сливкиных следов. Но их не оказалось. Во-первых, никаких поездов, отходящих ровно в семь утра, просто не существовало. Был поезд в шесть двадцать пять до Москвы, а следующий, питерский, лишь в восемь десять. Аркадьев не принадлежал к крупнейшим промышленным и культурным центрам, поэтому поезда не уходили отсюда каждые десять-пятнадцать минут.

«Странно, — подумал Кудесников, — может быть, Роман Петрович имел в виду восьмичасовой поезд? На шесть двадцать пять он явно не мог успеть. Да и таксист уверен, что они на вокзал приехали без четверти семь».

Вообще люди, спешащие к поезду или самолету, имеют обыкновение называть точное время, это происходит чисто автоматически. Тогда в чем дело? Перепутал? Уехал в восемь? А зачем ему, интересно, в Питер?

Ни у кассиров, ни у носильщиков, ни у дежурных на перроне фотография Сливки (Ищу брата! Он дебил, ушел из дома и может потеряться!) не вызвала никаких воспоминаний. Еще немного побродив среди немногочисленных пассажиров, ожидающих пригородные электрички, Кудесников отправился назад в гостиницу. Не то чтобы он опустил руки, но расстроился серьезно. Такой промах! Теперь придется звонить Сливке-жене, объясняться, может быть, даже просить помощи. Об этом думать вообще не хотелось.

Сейчас у него в руках лишь две ниточки, идя по которым, можно найти хоть какую-то информацию. Это в первую очередь вероятные связи Сливки в городе. С кем-то ведь он встречался здесь, к кому-то приезжал. Если уж не в филиал своей фирмы. И еще — расспросы о гостиницах. Это также стоило обдумать. Кстати, расспросы о гостиницах подтверждают ту простую истину, что раньше Сливка останавливался у кого-то в гостях.

Впрочем, нет, была еще одна зацепка — Ксения Лужина и ее товарищи, живущие в той же «Дубовой роще»! Они, кстати, никуда не делись: пока Кудесников в холле разговаривал со швейцаром, они все втроем проследовали в ресторан — завтракать.