Он кивнул.

— Однако ж он занимает пост управляющего одним из филиалов лесслеровской фирмы. Жалованье высокое, ответственности мало, работы, по сути, никакой — чистая синекура. Свен вообще был весьма щедр к своей родне. У Лео примерно такая же должность, а сестра Клара, вдова офицера, получила в подарок на пятидесятилетие целую кучу акций.

— Лео женат? — спросил я.

— Неужели он похож на отца семейства?

— Нет, не похож,— согласился я.— Зато у Нильса жена просто очаровательная. Я чуть не утонул в ее глазах. Дети у них есть?

Веспер Юнсон покачал головой.

— Даже собаки нет. Женаты уже лет десять. Она начинала стенографисткой в его конторе.

— Старательная девушка.

Он спрятал пилку в карман и с отсутствующим видом разглядывал ногти. Я отметил, что они прекрасно отполированы.

— Братья и сестра наследуют огромное состояние,— задумчиво проговорил он.— Это, бесспорно, можно счесть вполне убедительным мотивом для убийства двух людей. Однако не менее бесспорно и другое: никто не станет убивать двух близких родственников, если он к этому не вынужден. А заметьте, положение сестры и братьев Лесслер не безвыходное и безвыходным не было. Все они более чем хорошо устроены. Насколько я слышал, Лео, конечно, добросовестно спускает свои денежки, но Свен ни разу ему не отказывал в так называемых ссудах. У Нильса жалованье такое высокое, что даже после оплаты счетов за женины наряды остается тысчонка-другая. И наконец, Клара получает дивиденды от своих акций, а этой суммы с лихвой хватает на ее нужды.

— Вы уверены, что в последнее время Свен Лесслер не предпринял шагов, которые изменили либо изменят в ближайшем будущем экономическое положение сестры или братьев?

— Пока ничего не подтверждает таких подозрений,— ответил Юнсон.— Вдобавок — и это, пожалуй, самое главное — у всех троих полное алиби. Мы, конечно, проверим их показания, но чутье подсказывает мне, что здесь все all right. Лео смотрел Цирковое ревю, а остальные двое — плюс Мэри — играли в бридж, где-то в Старом городе. Между прочим, нам удалось выяснить, чем занимался Свен Лесслер, начиная с той минуты, как в половине третьего сошел с норрландского поезда, и до тех пор, как без четверти девять вечера появился здесь.

— Я весь внимание.

— Еще бы,— саркастически усмехнулся он.— Только не воображайте, что я расскажу вам больше, чем хочу.

— Да у меня и в мыслях такого нет,— кротко сказал я.

Он кивнул и удовлетворенно расправил усы.

— Прямо с Центрального вокзала Свен Лесслер поехал в турецкие бани «Стуребадет» и пробыл там до пяти. Потом он прошелся по магазинам и, в частности, купил в «Библиотекбукхандельн» книгу, а в модной лавочке на площади Норрмальмсторг несколько галстуков. Около шести он зашел в «Оперный погребок» и пообедал, кстати в одиночестве. Примерно в восемь он вышел из ресторана, взял такси и поехал в гараж, там его автомобилю делали профилактику. Он хотел забрать машину, но вынужден был еще полчаса подождать. Выехал он приблизительно в половине девятого и направился прямиком сюда.

Я открыл было рот, но тут вошла старушка Таппер со связкой ключей в руках. Она проследовала в угол возле дивана, к зеленому шпалеру, за которым пряталась лестница, и нас, похоже, не заметила.

— Далеко ли? — спросил начальник уголовной полиции.

Она остановилась, взгляд карих глаз медленно скользнул к Весперу Юнсону.

— Дверь хочу запереть на крыше,— пробормотала она.— Из полиции только что принесли хозяйские ключи.— Она пошла дальше и скоро исчезла среди зелени.

— Темные пятна на костюме Свена Лесслера,— продолжил Веспер Юнсон.— Знаете, что это было?

Я покачал головой.

— Машинное масло. С примесью тавота и сажи.

— Все правильно,— сказал я.— Наверняка перепачкался в гараже.

Он прищурился от дыма.

— А я вот не уверен. По словам автомеханика, он близко не подходил, держался в стороне. Но есть другая…

Он осекся и посмотрел на лестницу. За зеленым шпалером заскрипели ступеньки. Кто-то спускался, и неожиданно на нижней ступеньке возникла Хильда Таппер. На ней лица не было, рукой она хваталась за сердце. Мы бросились к ней.

— Что случилось? — участливо спросил Веспер Юнсон.

Старуха тяжело привалилась к перилам.

— Сирень,— пробормотала она, как-то странно глядя на нас.— Голубая сирень…

Полицейский начальник хотел поддержать ее, но она его оттолкнула.

— Я сама.— И старуха нетвердой походкой прошаркала к выходу.

Веспер Юнсон смотрел на меня с удивлением, явно недоумевая.

— Что все это значит? — сказал он и, не дожидаясь ответа, устремился вверх по лестнице. Я растерянно поспешил за ним.

Последние лучи закатного солнца мягко озаряли цветы и листву, на легком ветру вертелся старый облезлый флюгер — деревянная чайка с ржавыми железными крыльями. В тени маленькой надстройки, точно зрелые кисти винограда, клонились долу тяжелые гроздья сирени. Веспер Юнсон жестом показал на них.

— Другой сирени тут, черт побери, не видно,— сказал он и подошел ближе.

Всего деревьиц было четыре. Крайнее слева было усыпано белыми цветами, деревце рядом увядало, его-то я и рассматривал утром, затем шло деревце с лиловыми цветами и, наконец, с пурпурными.