— Значит, ты умер, Степан Силыч? — спросил Федор с трепетом.

— Да, Федя. Умер.

— И ты пришел за мной?

— За тобой?

— Если ты мертвый и пришел ко мне — стало быть, и мой черед пришел?

— Нет. Тебе на тот свет рано еще.

— Рано? Но скажи мне, Степан Силыч, неужто мне в этом каменном мешке пропасть суждено? Подохнуть от вшей и грязи?

— А ты такой смерти себе не желаешь?

— Кто такого пожелает? Вот ежели бы в бою смерть принять, так то дело иное.

— Твой смертный час наступит не сейчас и не здесь! Тебе суждено увидеть далекие страны, про которые у нас на Москве и не слыхивали. Ты еще много раз будешь держать в руках саблю. И ты много раз будешь любить ту самую бабу, что приняла тебя на ложе в Крыму.

— Марту Лисовскую?

— Марту, — согласился старый стрелец. — Но тебе не про то думать надлежит сейчас.

— Как мне выбраться отсюда, дядя Степан?

— Время придет и все станет на свои места, Федя….

Удар ноги в бок разбудил Мятелева. Перед ним стоял турок с факелом:

— Вставай, гяур. Тебе повезло. Приказано посадить тебя в другой каземат. Но не вздумай снова брыкаться. Не то останешься здесь до конца дней.

Федор поднялся на ноги.

— Эй! Кузнеца сюда! — прокричал турок. — Отомкни его кандалы.

В каземат втиснулся худой кузнец в грязной чалме и принялся за работу. Вскоре Мятелев был свободен и покинул камеру для смертников.

В новом помещении, куда его бросили, было просторно, и там он увидел Василия Ржева. Федор бросился ему на шею и, мог бы поклясться, что никогда и никому так не радовался.

— Вася!

— Федор! Чего ты? — тот отстранился от него. — Али с ума спятил?

— Вася! Я рад тебя видеть! Если бы ты знал как я рад!

— И я рад. Но ты меня пугаешь.

— Какое это счастье просто поговорить с кем-то. А тем более с другом. Ты не поймешь этого, Вася.

— Да откуда ты свалился, Федор? Где сидел, что стал ценить это?

— Не спрашивай. Не дай те господь попасть в такое место. За веслом галеры в сотни раз лучше будет. Там где я был — живет настоящий страх, Вася. Три дня я там сидел. И три дня смотрел ему в поганое лицо.

— А я все время здесь вот. С чего это пузатый турок решил нас снова вместе свести?

— Попали мы с тобой как кур во щи. И, боюсь, просто так отсюда не вырвемся.

— Не вырвемся? — задумчиво спросил Ржев.

— Второй раз он нам бежать не даст.

— Мне Дауд-бей предложил отправиться в Стамбул.

— Что? — Федор опустился на охапку грязной соломы.

Ржев сел с ним рядом.

— Он знает кто я такой, Федя. Знает.

— Чего знает? — не понял Мятелев.

— Кто я на самом деле знает. Не ты ли сказал ему?

— Чего? Чего я сказать то мог? Я пузатого турка и не видывал. Меня в подземелье кинули, и там я говорил только с тем, кто мне еду носил. А чего он знает то этот Дауд-бей?

— Про то, что я не просто так из Москвы послан и про то, что я не простой ратник дворянского ополчения.

Федор засмеялся.

— Так ты сам много раз про то говорил. Али забыл? И говорил в присутствии Адике.

— Да что она могла понять в том, что я говорил?

— Я те говорил, что не простая это девка. Слушать она умеет, Вася. И не по её ли милости мы к турку в плен снова угодили? Думал про то? — Федор посмотрел на друга.

— Адике? Она сама хотела уйти из плена. Зачем ей это? Попались мы случайно, и она снова стала рабой.

— Как бы не так. Случайно! Скажешь тоже. Нас взяли ночью в горах, когда повстанцев громили в долине.

— И что с того? Не говори плохо про Адике. Даже если она и рассказала чего по слабости своей женской. Пытки испугалась. Что с того?

— Если бы испугалась, Вася. Задается мне, что она с самого начала подослана к нам была. Или забыл, как сам про то думал? Ты же говорил, что она заманит нас в ловушку! Я тогда не поверил тебе, и слушать не стал. А зря. Все, по-твоему, и получилось.

— Да я тогда это все с горяча сказал, Федор. Адике….

— Причаровала она тебя, Вася. И это худо. Но впрочем, мы все равно уже в лапах турка. Скажи лучше, чего он говорил тебе?

— Дауд-бей?

— А то кто же.