— Напрасно ты так думаешь, Андрей Иваныч. Стоит только гвардии на своих штыках Лизку на трон возвести, как и генералы и сенаторы к ней толпой сбегутся. Али русских не знаешь?

— Про то не беспокойся, матушка. Остерман не даст Елизавете взойти на трон. Да и Либман при герцоге Бироне состоит. А умнее человека я не знал, матушка.

— Смотри Андрей Иваныч. Я тебя предупредила. Держитесь за Бирона и за Иоанна. Не дайте обидеть младенца. Иначе и вы обижены будете. А сейчас пусть войдут другие. Хочу попрощаться.

Анна почувствовала, что смерть пришла. И это её последние минуты. Разговор с Остерманом завершил её государственные заботы. Большего для совей империи она сделать не могла.

Звеня шпорами на ботфортах, к ней приблизился Миних.

— Фельдмаршал, — прошептала она. — Вот оно как вышло….

— Матушка! Твое царствование будут помнить. Я счастлив тем, что служил тебе.

— Прощай, фельдмаршал. Прости, ежели, обидела чем.

— Прощай, государыня.

К ней с другой стороны подошла Бенингна Бирон и упала на колени перед ложем императрицы.

— Анна! — горбунья зарыдала.

— Не плачь, Бенингна. Не по мне плакать надобно, а по вам. Вижу, что ваши горести токмо начинаются.

Биронша схватила Анну за руку и прижала её к губам. Слезы катились и по глазам герцога Бирона. Он понял, что императрица уходит от него навсегда.

— Прощай, Эрнест! — слабеющим голосом произнесла Анна. — Прощайте все!

Это были её последние слова. Императрица Анна Ивановна умерла. Царица престрашного зраку отправилась в небытие. Её царствование закончилось.

Сразу, как только закрылись глаза императрицы, потеряла свое значение придворная кувыр коллегия. Многочисленные шуты и шутихи Анны, болтушки, арапчата никому стали не нужны. И можно было бы на этом закончить роман, но еще не зашла звезда герцога Бирона, который стал в русской истории "халифом на час"….

Год 1740, октябрь, 17 дня. Санкт-Петербург. Покои светлейшего герцога.

На следующее утро после смерти государыни императрицы герцог Бирон оделся с небывалой пышностью. Слуги обрядили его в малиновый камзол с кружевами, красный кафтан с золотыми позументами, поверх которого возложили все регалии и ордена, как русские так и иностранные, коими был отмечен герцог Курляндии, Лифляндии и Семигалии.

Сегодня Бирон должен воплощать в своей особе верховную власть империи. Потому его черный парик был завит с особым тщанием, и на его шляпе сияла бриллиантовая пряжка.

Рядом с герцогом были Пьетро Мира и Лейба Либман, верные соратники Бирона. Пьетро на этот раз не одел положенных шутам полосатых чулок. Он выглядел как придворный кавалер.

— Эрнест, — восторженно заговорил банкир. — В приемной полно народа. Придворные пришли встречать тебя как царя. Это твой час! Там послы держав иностранных и прусский барон Мардефельд, и шведский барон Нолькен, и австрийский граф Эстергази. Не видать только маркиза де ла Шетарди.

Бирон посмотрел на себя в зеркало и остался доволен своим отражением. Он выглядел величественно. Как раз таким и должен быть регент.

— Левенвольде пришел? — спросил Бирон Либмана.

— Все курляндские дворяне в сборе, Эрнест.

— Миних?

— Фельдмаршала в приемной нет, — ответил банкир.

— Не явился, — сказал Бирон. — Встречать меня ниже его заслуг. Ну да и бог с ним. Обойдемся и без фельдмаршала. А кто из русских там?

— Много кто пришел. Бестужев-Рюмин, Никита Трубецкой, Андрей Ушаков….

— Хорошо, — прервал банкира герцог. — Мне стоит показаться. Не нужно заставлять себя ждать.

— Ты регент и тебе все можно! — сказал Пьетро. — Пусть подождут.

— Он прав, Эрнест, — поддержал Миру Либман. — Придворные любят сильных и властных правителей. Не давай им спуску.

— Но я не природный монарх, Лейба. И про сие забывать не стоит. Пусть объявят о моем выходе.