— И я согласен в том с Артемием Петровичем, — поддержал Волынского князь Черкасский. — То дело большое и хлопотное. Сейчас Россия войну с османами ведет, и заточать Елизавету в монастырь нельзя.

В этот момент двери распахнулись, и вошла в сопровождении герцога Бирона сама императрица.

— Стало быть, противитесь воле моей? — с порога спросила она, услышав слова Черкасского. — А скажи мне, князь, кто правит империей?

Все присутствующие поднялись.

— Вы, ваше императорское величество! — ответил Черкасский.

— Стало быть, все-таки я? Тогда снова ответь, князь, а для чего ты моего приказа исполнить не желаешь? Лизка девка распутная и про то всем ведомо! И пусть свои грехи замаливает в монастыре.

— Ваше величество, — вмешался Волынский. — Могу я высказать мнение свое?

— Говори! Чай для того я и пришла, чтобы вас послушать, — ответила Анна и уселась на стул, пододвинутый ей Бироном. — И садитесь. Чего столбеете?

Все сели. Только герцог продолжал стоял позади царицы. Да еще Иоганн Эйхлер жался к дверям.

— Ваше величество, — начал Волынский, — особенности России, коие начало берут от дворцового переворота князя Меньшикова, таковы, что бунты гвардейские к смене монархов приводят. Для того чтобы возбудить такой бунт, не надобен долгий период подготовки. Он может возникнуть стихийно. Елизавету в войсках любят как дочь Петра Великого и ежели её в монастырь заточить, то сие воспримут как сигнал к бунту!

— Кто воспримет? — спросила царица.

— Солдаты и офицеры полков Преображенского, Семновского, а также конного регимента. И сейчас они вполне верны вашему величеству, но при известии о насилии над дочерью Петра может случиться бунт.

— Стало быть, ты желаешь сказать, Волынский, что они за Лизку станут, а не за меня?

— Да, ваше величество, — смело проговорил Волынский. — Такое может случиться.

Анна была возмущена заявлением, и неизвестно чем бы сей день для Волынского кончился, если бы не герцог Бирон.

— А я согласен с Артемием Петровичем! — произнес Бирон. — В России все обстоит именно так, как он сказал. Вспомните древний Рим, господа! Я читал недавно про то, как гвардейцы тамошние, что именовались преторианцами, своих императоров свергали. И русская гвардия мне сиих преторианцев напоминает.

— Верно, ваша светлость. Именно так все и обстоит, — сказал Волынский.

— И заявления Артемия Петровича, есть заявление не хитрого лизоблюда, но верноподданного, о славе и долгом царствовании нашей государыни пекущегося! За сие, ваше величество, награждать надобно, а не ругать кабинет-министра.

Императрица после этих слов Бирона смягчилась.

— Тем более, что господин Волынский немало для удовольствия вашего потрудился, — продолжил Бирон.

— Чего ты там сделал, Артемий Петрович? — уже милостиво спросила царица.

— Зная о пристрастии государыни к охоте, приказал я как обер-егермейстер вашего величества в лесах под Нижним Новгородом облавы на оленей и лосей устроить.

— И что? — спросила Анна, глаза которой загорелись охотничьим азартом.

— Тех оленей и лосей числом 40 везут в Петербург! — громко сообщил Волынский.

— Вот за сие хвалю! — вскричала Анна. — Знаешь, Артемий Петрович, чем свою царицу потешить. Люблю охоту, хоть и баба я, а не мужик. Наш секретарь академический Данило Шумахер Дианою меня назвал. А Диана в Греции была богиней, что охоту весьма возлюбила, как я грешная. Ладно, прощу и на этот раз Лизку. Пусть при дворе моем бывает чаще! Эрнест! Передай ей то через гонца. Сегодня же её на куртаре своем видеть желаю!

— Будет исполнено, ваше величество, — важно склонил голову герцог Курляндский.

— А теперь, что о войне скажете, господа министры? — спросила Анна.

— Обстановка для нас складывается крайне неудачно, ваше величество, — сказал Волынский. — Войска Австрии терпят поражения от турок в Сербии. Миних ничего пока там не достиг. Да и Шведы на нас меч точат. Войной грозят!

— Войной? — царица посмотрела на Волынского.

— И флот короля Швеции может быстро оказаться у фортов Кронштадта.