— Это верно, ваше высочество, но этого недостаточно. Преображенцы и семеновцы имеют друзей среди измайловцев.

— Но мой брат Густав подполковник гвардии Измайловского полка!

— Немецкие офицеры полка мало, что смогут сделать. И тем более ваш брат. Он не популярен среди солдат. Слишком жесток и крут. Его не любят.

— Вы правы, генерал, — согласился с Ушаковым Бирон. — Что вы советуете сделать?

— Пусть Миних стянет в столицу армейские полки. Они станут противовесом гвардии ежели что.

— Думаете, что в армии я больше популярен, генерал? — горько усмехнулся герцог.

— Нет. Но если ввести в город полностью Ингерманладский пехотный полк, Ингерманладский драгунский полк, Ижорский пехотный полк, и Печорский драгунский полк, они станут противовесом вашим врагам. Армейцы не сильно любят гвардейцев. Скоро они не договорятся.

— Я подумаю над этим. У вас все?

— Да, ваше высочество. Я ваш верный слуга!

— Я не забуду вашей службы, генерал. И вы всегда будете мною отмечены.

Ушаков поднялся и поклонился регенту.

— Я служу трону империи Российской, ваше высочество. Я желаю быть полезным, и всегда буду стоять на страже интересов особ царствующих.

После Ушакова к Бирону явился князь Никита Трубецкой. Его назначили распорядителем погребальных церемоний.

— Ваше высочество, я пришел за приказом выдать деньги на погребение государыни императрицы.

— Деньги? — Бирон посмотрел на Трубецкого. Он хорошо знал, что князь Никита вор. Такого казнокрада было поискать. — И сколько же вам надобно денег?

— Двадцать тысяч золотом, ваше высочество.

— Сколько? Князь, вы, что сошли с ума? Врачи сейчас бальзамируют тело государыни и готовят его для выставления в церкви.

— Но для украшения гроба и траурного кортежа надобно….

Трубецкой развернул список. Бирон не дал ему возможности зачитать. Он сказал:

— Князь, после свадьбы шутов много чего осталось. Берите со складов все. И страусовые перья можно забрать у шутов. Кувыр коллегия ликвидируется. И им они более не понадобятся.

— Но мы хороним императрицу, ваше высочество. Все должно быть новое. Можно ли брать с шутовской свадьбы ткани и перья у шутов для украшения гроба государыни?

— Можно. Я даю вам сей приказ, князь! Вы намерены его обсуждать?!

— Никак нет, ваше высочество! — до самой земли поклонился Трубецкой. — Как вам будет угодно…

После ухода Трубецкого Бирон засел с Пьетро Мира в кабинете, и они стали пить вино. Герцог приказал никого не пускать к нему в течение получаса.

— Ты представляешь, какие это люди, Пьетро! Они уже назвали меня тираном!

— А ты чего ждал от русских, Эрнест? — спросил Мира. — Твоя проблема в том, что ты немец. И потому ты всегда у них будешь виноват. Им нужен кнут. Они понимают только язык кнута. Так возьми кнут в руки, если они так его хотят.

— Пьетро! Ты же знаешь, что кнут, это не по мне. Да и русские не всегда слушаются его. В этом ты не прав. Я дольше тебя живу в России. От них можно ожидать чего угодно.

— Но ты правитель империи.

— Да. Хоть я и не совсем еще сие осознал, Пьетро. Кстати, а что намерен делать ты? Ведь Анна Леопольдовна готовит приказ о ликвидации кувыр коллегии. Она имеет на сие право, друг мой. Здесь я не могу ей помешать.

— Да теперь, когда нет государыни, мне не дорога сия служба, Эрнест. Со смертью Анны Ивановны шутовство престанет приносить доходы. А стало быть, какой в нем толк? Я бы хотел вернуться к музыке. Ты можешь это устроить?

— А что ты желаешь? Играть на скрипке у сеньора Арайя?

— Нет, — замотал головой Пьетро. — Только не в капелле у Франческо Арайя. Я бы мог создать свою капеллу. И Мария Дорио будет петь у меня.

— Вот как? Это возможно. Я буду твоим покровителем. Это будет капелла герцога Бирона.

— Спасибо тебе, Эрнест! Ты настоящий друг.

— Но это разве все чего ты желаешь? — спросил Бирон.

— А чего же еще, Эрнест? Я и так заработал в России достаточно крупную сумму денег. В Италии я буду очень богатым человеком. А музыка мое призвание. Наверное, даже большее чем шпага. Да и Мария желает снова петь. И я намерен предоставить ей такую возможность….