Она лежала, боясь пошевелиться... пока эта тварь не умолкла. Но даже когда умолкла - она все равно лежала, и только когда Лейла сонно потянулась - закашлялась - осмелилась заговорить.

– Ты... спишь?

– Уже нет...
– Лейла перевернулась на спину

– Что это...

– Где...

– Там какое-то животное... Оно так страшно кричало... просто ужасно, это тигр?

Лейла рассмеялась

– Какой тигр... Как оно ревело?

– Вот так...
– журналистка попыталась издать горлом эти ужасные звуки и закашлялась

– Это осел... простой осел. Он так ревет.

– Осел?!

Дженна вспомнила, как выглядит это милое животное... небольшое, на нем до сих пор возят грузы и оно может везти одного человека. Просто удивительно, что такое небольшое животное может так страшно орать.

Лейла встала - грациозно, не помогая себе руками, видимо для нее было привычно так спать.

– Убила бы за чашку кофе - призналась американка

Дочь шейха с сожалением посмотрела на нее

– Я тоже. Но здесь его не добыть. Зато есть чай и очень хороший, здесь он хорошо растет. Пошли, скоро утренняя трапеза.

Перед завтраком они омыли руки и лицо - для этого здесь был примитивный кран, в котором была только холодная вода. Как объяснила Лейла это было роскошью, в других домах были просто рукомойники, а здесь - на крыше стояло несколько боек из-под бензина и туда наливали воду - что-то типа водопровода получалось. Душа естественно не было - а для американки отсутствие душа равноценно отсутствию крыши над головой. Но и то что руки помыли - уже хорошо, в Африке не всегда удается сделать и это, а едят там порой прямо с земли.

Завтракали они прямо там же, в женском доме, отделенном от мужского - у них была единая стена, но в женский дом нельзя было войти из мужского, для этого надо было выйти на улицу и войти через входную дверь. Женщин было шестеро - Лейла объяснила, что одна из них вторая жена - ее мать, а есть так же еще три жена, в том числе одна старшая. Больше четырех жен не разрешает брать Коран - да он и вообще не разрешает брать женщин больше, чем ты сумеешь прокормить и ублажить, причем не только их самих, но и их детей. Остальные женщины - ее сводные сестры, одна совсем маленькая - откровенно дичилась, зато вторая, подросток - просто засыпала американскую журналистку вопросами, с детской непосредственностью интересуясь всем, пока одна из женщин не одернула ее. Молодые женщины были красивы - видимо все же давало знать смешение кровей, более старшие - иссохшиеся лица, потрескавшиеся руки. Это в доме шейха - что же тогда в остальных? Одной из жен шейха было не больше двадцати, она была не старшей Лейлы и все время молчала.

После трапезы Дженна Вард решила пройтись по кишлаку, Лейла сказала что лучше если она будет ее сопровождать, тем более что язык она не знает и обычаи тоже. Парандже она конечно же не надела - но накинула на волосы легкий платок, частично соблюдя тем самым требования Корана и оставив открытым лицо. Лейла сказала, что именно так - с открытым лицом - здесь испокон века ходили женщины, требования носить глухую паранджу появились только тогда, когда здесь появились гости с арабского Востока.

В кишлаке, несмотря на ранний час все были заняты какими-то делами, в своем дворе, открыв настежь ворота лепил горшки на старинном, вращающемся при помощи ременного привода гончар, в своей кузне, отмеченной столбом поднимающегося к небу серого дыма делал свою нехитрую работу кузнец, по улица, покрикивая, сновали водоносы. Все выглядело до невозможности мирно... и все же про эти племена говорили, что они воинственны и жестоки.

– Лейла...

– Да.

– Здесь так тихо...

Словно опровергая ее слова - снова послышался тот же самый шум, надрывный, воющий. Она едва спела схватить фотоаппарат и добить пленку, у нее было всего несколько кадров, и она не знала, сумела она запечатлеть этот самолет или нет.

– Опять...

– Отец говорит это не к добру. Пошли, спросим.

– У кого?

– Здесь есть... ты знаешь, кто такой дивана?

– Что-то слышала.

– В нашем народе это что-то вроде святого. Дервиш. Он живет в мечети... но иногда уходит, и мы не знаем куда он уходит и вернется ли вообще. Старики говорят, что когда дивана уйдет совсем и его долго не будет - снова будет беда. У тебя остались те конфеты?

– Да... есть сколько то.

– Надо будет ему подарить.

– Конфеты?!

– Он как ребенок. Душа его чиста и он разговаривает с Аллахом.

Дивана был около мечети - он сидел чуть в сторонке, в тени и что-то делал со своей одеждой, грязной и залатанной. Он зарос бородой... Дженна даже не знала сколько ему дать лет, ему могло быть и сорок и восемьдесят.