– Может, в штаб заехать?
– практично предложил Маджидов - выпотрошить кое-что. За это отдельно доплатят. Там замки на железных шкафах - смех один.

– Нет. Не надо. Все что надо - у меня в голове. Поехали!

В Кабуле базировался смешанный пятидесятый авиационный полк, в основном летавший на старых добрых "восьмерках". Ми-8, она же "пчелка", она же "метла", она же "утюг", она же "Василиса". Никто не считал, и не мог подсчитать, сколько жизней спас этот воздушный трудяга, взлетая иногда с двухкратным перегрузом - но взлетая, унося пацанов из творящегося на земле ада. Согласно действовавшей до Афгана доктрине использования вертолетов, часть нагрузки по высадке десантов должен был взять Ми-24, бронированный и лучше защищенный. Но жизнь как всегда безжалостно внесла свои коррективы - на высотах "крокодил" задыхался, мощности едва хватало что бы нести вооружение, какой уж тут десант. А "пчелка" летала. Иногда прилетала - живого места нет, но прилетала.

В составе пятидесятого полка были несколько вертолетов - салонов, предназначенных для штаба сороковой армии, были обычные вертолеты, в основном почтовые. Но генерала Птицына интересовал только один вертолет - Ми-8, закрепленный за его группой сегодня он должен был сослужить ему последнюю службу...

Группа, которую курировал генерал, называлась "Н". Наркотики. Борьба с наркопроникновением в СССР и с наркомафией в Афганистане. Группа эта была создана специально под генерала Птицына, по настоянию ныне покойного генерала Олега Пасечника, бывшего заведующего сектором в отделе административных органов ЦК КПСС, бывшего заместителя начальника ГРУ ГШ по кадрам и врага народа. К Птицыну же перешли смертельно опасные записи - несколько записных книжек генерала Пасечника, в которых убористым генеральским почерком были выписаны советские чиновники, которые имели отношение к наркоторговле, к незаконному предпринимательству, к "цеховикам". Были и такие, которые сами употребляли наркотики. На страницах этих потрепанных записных книжек раскрывалось - все: кто, когда, сколько взял, на какой счет положил. Были там и записи, касающиеся Ставрополья - ими генерал Пасечник до своей смерти успел поделиться с американцами, американской разведкой. Но вот выехать из страны не успел - сыграла свою игру старуха с косой, подвело здоровьишко. Тридцать сребреников, заплаченные за предательство, останутся навеки лежать в швейцарском банке - хотя Птицын знал номер счета и банк, и уже решил, что после того, как он прибудет в свободный мир - займется этим. Грех таким деньгам без дела лежать. Впрочем - он и сам, с группой Н, которая вместо того, чтобы бороться с наркотиками - организовала первую крупную линию поставок героина в Советский союз. Раньше все морфин по пять рублей за ампулу в больничках скупали, а теперь... какой там морфин.

Аэродром, где базировался пятидесятый ОСАП, находился по дороге к Кабульскому международному аэропорту, примыкая к нему, как бы у подножья гор, где находится Кабул - если это можно назвать подножьем, скорее это низменность. Выглядел он не очень презентабельно - вездесущая пыль, колючая проволока, рвы и дорожки, самолетные и вертолетные стоянки, старые казармы, в которых размещалась столовка и другое учреждения, модули - сборные финские, и наши, выглядящие как положенные на бок бочки. Единственно что построили - так это ангары для техники, полосы да вышку управления полетами. А так - это было выцветшее, пыльное плоскогорье.

Белую Волгу на аэродроме знали, пропустили спокойно, без досмотра - да и остальных не особо досматривали, на посту на въезде даже не было пулемета. Маджидов подрулил к первому ряду жилых модулей.

– Щас, летуна нашего найду...

– Только быстро - недовольно сказал генерал.

Маджидов вернулся через несколько минут таща на буксире щирого хохла в форме, который что-то доказывал капитану, недовольно размахивая руками.

– Ни, дорогой, не могу. Ну не могу, хоть убей...

Маджидов сунулся в машину.

– Вот. Прошу любить и жаловать. майор Москаленко. Везти нас не хочет, гад...

"Гад" было сказано без злобы, как бы шутя

– В чем дело майор?
– сухо спросил Птицын - почему не выполняете приказ?

– Да нет у меня приказа - возмутился хохол.

Генерал вытащил служебное удостоверение. Подписано было министром обороны, еще старым, Соколовым.

– Приказ у вас уже есть, товарищ майор. Мой приказ.

– Та не могу я, товарищ генерал...
– струхнув, зачастил летун - совсем не могу.

Сам генерал никогда не летал на этом вертолете - и летчик его не знал, а потому и - струхнул

– Объясните в чем дело, товарищ майор? И докладывайте как следует!
– голос генерала приобрел ледяную остроту

– Есть, товарищ генерал-лейтенант. Докладываю - приказом командира полка все полеты на сегодня запрещены до четырнадцати ноль-ноль. Доложил командир экипажа, майор Москаленко.

– Так лучше. Кто командир полка?

– Полковник Бендриков, товарищ генерал-лейтенант!

– Капитан Маджидов.

– Я!

– Позовите сюда полковника Бендрикова!

– Есть!

Пока Маджидов бегал за комполка - генерал с раздраженным видом посмотрел на часы, потом захлопнул дверцу машины, оставив майора мерзнуть на промозглом декабрьском кабульском ветру с гор. На самом деле - он закрыл машину, чтобы майор не увидел, как он снимает с предохранителя пистолет, и как расстегивает молнию сумки, где дожидались своего часа два автомата Калашникова.

На сей раз капитан вернулся с полканом - среднего роста, полноватым, чисто выбритым, уж "наевшим морду" - типичным советским полканом. ГРУ в армии уважали, относились с опаской - а потому капитан Маджидов шагал впереди, а полковник, командир полка бежал следом, придерживая распахивающуюся, накинутую для тепла на плечи шинель.

Генерал открыл дверцу, шагнул из машины.

– В чем дело? Почему мне не дают борт?

Настало время полюбоваться раскрытой книжечкой уже полковнику Бендрикову.