…Приближающийся шум двигателя нарушил устоявшуюся тишину. Турбин сощурился, вслушался в зыбкий туман. Свернув за мешки, высунул в запорошенную снегом бойницу дуло автомата.

Шум тем временем нарастал, в бледной пелене соткалось темное пятно, сформировываясь в зеленый корпус «уазика». Переваливаясь с ухаба на ухаб, он подъехал к КПП, скрипнул тормозными колодками.

На дорогу выскочили амбалы в «сферах [5] » и бронежилетах, с короткоствольными АКСу в руках, тревожно шаря глазами по сторонам.

Хлопнув дверями, вышли еще двое.

Офицер с лощеным лицом штабиста, с щегольски подстриженными усиками, в добротном бушлате с меховым воротником, выдававшим его принадлежность к старшему комсоставу, и высокой полевой фуражке шел к контролю, и Турбин, разглядев его, вспомнив вчерашние назидания комбата, мысленно ахнул: «Никак полковник!».

Повесив автомат на плечо, строевым шагом направился к проверяющему, заметив, что Володька поспешно схватился за рацию.

— Товарищ полковник! За время несения службы происшествий не случилось.

Из-за полковничьего плеча вышел гражданский в болоньевой куртчонке и смешной шапочке-петушке, наведя на него объектив фотоаппарата.

Выслушав солдата, проверяющий сказал с простудной хрипотцой:

— Командира ко мне.

От палаточного городка уже бежал, поскальзываясь, неодетый комбат. Подбежав, вскинул ладонь к голове, только сейчас замечая отсутствие головного убора. Сконфузившись, доложил:

— Командир №-ского батальона майор Сушкин. — И добавил. — Заждались вас, товарищ полковник.

В штабной палатке царили потемки. Лампочка горела в полнакала, едва освещая стол, за которым, напротив друг друга, сидели Сушкин с Васнецовым и полковник с заезжим журналистом.

— Тревожат чеченцы? — осведомился Рюмин, выслушав доклад об оперативной обстановке.

— Случается, — коротко ответил комбат. — Ночами, как правило.

— А вы что же?

— Мы? На провокации стараемся не отвечать.

Полковник ухмыльнулся и бросил журналисту, черкающему в потрепанном блокноте:

— Видал? А вы нас в газетках зверьем расписываете. Его, понимаешь, на пулю пробуют, а он не поддается… У нас что, сороковой год на дворе? Какие, к лешему, могут быть провокации?.. Чего ты боишься, майор? Бандитов? Так ведь они твою нерешительность уже восприняли как слабость. А если завтра твоих бойцов поставят под автоматы и уведут, тоже спустишь?

Убитый полковничьим сарказмом, комбат виновато потупился в стол.

— Да вы что, мужики? Вы в своем уме? Что-то я не разберу, кто здесь хозяин: вы, представители федеральных властей или криминальные отщепенцы? Стрельнули они раз — отвечайте массированным огнем. Не поняли — артиллерией. Чтобы навсегда зарубили на своем носу — нарываться чревато!

— Но в Петропавловской полно гражданских, — вставил Васнецов.

— Что-о?! — полковник с маху врезал ладонью по столу. Стол жалобно сотрясся. — Мирного населения здесь нет! Кто воевать не хотел, давно в лагерях беженцев. Пора это уяснить! А вы все сюсюкаете, играетесь в поддавки! Так дело не пойдет. Тем более, в свете складывающейся обстановки.

Понимая, что все сказанное прежде являлось лишь прелюдией, и начальник оперативного штаба группировки наверняка прибыл с куда более значимой миссией, чем дать разгона проштрафившимся подчиненным, комбат весь превратился во внимание.

— Какими бы не были наши потери, операция идет по заранее разработанному плану. Войска повсеместно давят боевиков и вынуждают их отойти в Грозный. Разведка сообщает, что среди бандитов наметился раскол, некоторые предлагают уходить в горы, другие сложить оружие и сдаться властям. Третьи, совсем малочисленные, настаивают на обороне города. По сему командованием принято решение: в ночь с 31 декабря на 1 января ввести в Грозный армейские подразделения… Приготовьте карту города.

Комбат поднялся, не смея взглянуть в глаза Рюмину.

— Нет у нас… товарищ полковник.

Начальник штаба уперся в него бычьим взглядом и, будто недослышал, переспросил:

— То есть как?

— Командир полка не знал задачи, с которой мы убывали сюда. Поэтому нас снабдили только оперативной картой Чечено-Ингушетии.

— Покажите…

Комбат достал из тумбочки, в которой хранилась документация, эдакую бумажную простыню, размером полтора на два метра.

Полковник глянул на нее и возмутился.

— Образца семидесятого года… Как вы по ней ориентироваться будете, майор?