Шрифт:
рабом привычки, которая даже не вредит здоровью. Нужно из
бавляться от привычек, потому что привычки закабаляют, —
сказали мы и рассмеялись.
А я добавил:
— Но пару раз я еще, пожалуй, покурю. По привычке.
И мы снова рассмеялись, а я положил сигареты в карман.
Должен признать, — сказал я, отсмеявшись, — что встре
чу мне подготовили на уровне. Ведь все эти дома — это же
специально для меня и для таких, как мы, верно? А для людей,
скажем, из средневековья, тут ведь и оттуда имеются, правда?
Так для них, что же, замки есть и города средневековые, да?
Есть, конечно... Ты, очевидно, захочешь посмотреть? Уви
дишь немало забавного! Ведь для большинства из них инкуба
ционный период длитсй куда больше нашего! И они продолжа
ют жить, как жили, дерутся на турнирах, ходят в крестовые
походы...
Дерутся на турнирах? Значит, и убивают?!
— Конечно, но какое это сейчас может иметь значение? Вся-
кого убитого немедленно оживляют...
Однако! — возмутился я. — Оживляй не оживляй, но ведь
убиваемому-то больно!
А аппендицит вырезать не больно? Но ведь в наши дни
шли на эту ^боль для более важного результата, а уж теперь.,,
И какой же результат достигается теперь?
А такой, что почти каждому одного раза оказывается до
статочно, чтобы проникнуться идеями гуманизма. После этого
их развитие убыстряется во много раз... Впрочем, встречаются и
55
упорные. Мне вот недавно попалась книжка, а для тех, кому они нужны, книги тут есть, и старые и новые, и вот ее автор, французский рыцарь Боэмон де Вильбуа, он уже достиг нашего уровня, а пишет про одного лотарингца, Вольфрама фон Грю-бенау. За десять лет после своего первого оживления тот был убит восемь раз, но и не думает успокаиваться, все воюет... Сам Боэмон убил его разок случайно во время турнира, почему им и заинтересовался. А вообще, насколько я могу судить, с ними — с теми, кто был до нас, — очень много хлопот... Но подход дифференцированный.
Это как?
Ну, я не знаю, чем при отборе руководствуются; но вот,
скажем, некоторым верующим говорят, что они попали в чисти
лище и что ог их дальнейших поступков зависит их судьба.
Представляешь, с каким рвением те берутся за науку?
Представляю, — сказал я, — но ведь это обман?
Обман? — хмыкнул Олег. — А это не ббман? Ты, что же,
действительно был оживлен в этой палате? — Он обвел руками
стены. — Но ведь ты и не смог бы представить себе то место,
где тебя оживили, иначе как палату, вот для тебя и создали
вещественное оформление твоего восприятия... А те не могут
себе представить иного места после смерти, кроме чистилища.
Вот им, чтобы зря не волновались, и говорят, что они в чисти
лище. В ад сажать жалко, а из рая они уходить не захотят...
Да, хлопот с ними много,..
А с нами?
С нами все же легче. Нам куда скорее можно сообщить,
где мы находимся...
А ведь, пожалуй, — прервал я его, — наше представление
о том, где мы находимся, не многим больше соответствует дей
ствительности, чем если бы мы считали себя в чистилище...
Пожалуй, так, — согласился Олег и поднялся с кровати,
на которую незадолго до того уселся. — Однако пора менять
вещественное оформление твоего представления, не так ли?
Не век же тебе жить в этой палате?
А что, ее тоже можно... трансформировать?
Разумеется, и сейчас я займусь именно этим. Надеюсь, за
последние четыре года твои вкусы не слишком изменились?
— Да вообще, по-моему, не менялись! — пожал я плечами.
Ну, так не бывает, но, в общем, я справлюсь... Спускайся
вниз, я приду через пару минут...
А мне нельзя посмотреть?
Зачем? — возмутился Олег. — Я ведь готовлю тебе сюр