нешнее человечество включает в себя все расы, какие только в

ней есть. Так что люди сейчас какие угодно, но в основном

каждой расе больше нравится свой исконный облик. Наш Пер

вый похож на меня. И на тебя.

Мы помолчали.

Главное, не стоит огорчаться. Немного времени пройдет, и

мы дорастем наконец до него и сольемся, и нам сразу станет

все ясно, но и тогда никому не удастся высказать эту ясность

на том языке, которым мы сейчас пользуемся... Наш Первый был

терпелив, я досаждал ему вопросами много часов, а он пытался

ответить, но единственное, что ему удалось, это доказать мне

наконец, что я не могу его понять. И тогда я отстал, извинив

шись. А он ничего другого доказывать и не собирался, поскольку

знал, что ничего другого и не выйдет. И если тебе недостаточ

но моих слов, ты можешь отнять у него столько же времени,

сколько и я, но результат будет таким же, разве что ты стал

гением за те четыре года, что мы... не виделись.

Я не стану ему досаждать. Но кто .наконец он? И кто ты?

Все мы — я. У человечества теперь всечеловеческая па

мять. Оно помнит все, что было с ним, но, как и отдельный че

ловек, не все одинаково, а кое-что и ему не удается, скажем,

запомнить незначительное. Запоминается что-то особенное, ведь

так? И ты удивишься, когда узнаешь... Впрочем, погоди-ка, сна

чала расскажу, что запоминается. В первое время запомина-^

ются Звездные часы... Момент творчества, момент озарения, мо

мент проникновения... Эти мгновения отпечатываются во вселен

ной, они отпечатываются и в памяти человечества... Так было

всегда, только в наши дни для этого служили книги, картины,

ноты, документы... Теперь запоминание идет непосредственно, и

потому теперь никто не умирает — его помнят... А мы умирали,

и память о нас оставалась в виде чего-то, и с теми, с кем это

произошло, с теми, чьи мысли, чья суть, выраженная в книгах

ли, в делах ли, дошла до настоящего времени, было проще все

го... Оказывается, это очень легко — восстановить автора по его

'книге...

По каждой книге? — Я представил себе легионы авторов,

выпускавшихся стотысячными тиражами, и у меня закружилась

голова.

Нет, что ты, — успокоил Олег, — я, правда, не совсем

себе представляю, в чем тут дело, но из каждого следа — а

всякая книга это только один след — можно воссоздать только

одного человека. Тиражирования не происходит, оно и не нужно

никому. "Но дело не только в этом. По неясным для меня при-

60

чинам в результате восстановления след исчезает. Может быть, потому, что памяти незачем хранить следы того, что само в ней содержится?

Я что-то понял, не знаю, правда, что, но... продолжай.

Так вот, оказалось, очень легко восстановить автора по

книге, композитора по музыке, словом, творца по творению...

Помнишь, я говорил тебе, что сейчас есть десятки Моцартов?

До настоящего времени дошли десятки его творений, понимаешь?

Понимаю! Значит, ты... Четыре года назад... Я тогда на

писал, я помню... Значит, это по ней ты восстановлен?

Да.

Пережила, значит, века моя вещичка... Хоть одна-един-

ственная из всех моих, но пережила...

Увы, все гораздо хуже... Из написанных в XX веке книг

сохранились все или почти все, так уж было поставлено библио

течное дело. Правда, далеко не в каждой из них имеется след

души автора. В моей и твоей книгах такой след оказался. Хо