Нет, не она,не площадь Согласия,стала его настоящей женой,и не в ее фонарей желтоглазиесердце расплавлено и обожжено.Другая,глазу привычней и проще,еще не обряженная в гранит,еще в лесах строительныхплощадьимя его несет и хранит.Когда на троллейбусепублика едущаяуслышит надсадныйкондукторшин крик:«Площадь Пушкина,Маяковского — следующая!» —поймешь,как город к нему привык.Как стал он вхожв людские понятья!Как близок строчкой,прям и правдив!Ведь ни по приказу,ни на канатек себе не притянешь,сердца обратив…Читая,начнешь стихи его путать, —сейчас жесто голосов —на подсказ! —как будтоне я, а они как будтовстречались с нимпо тысяче раз.Ведь этоне выдумка барда бахвальная:вот этот асфальт,и эти огни,и площадь —не старая Триумфальная,и — с Пушкиным рядомвстали они!И все повседневней,все повсеместнейстановитсямиромего родня.Сюда он шагалс Большой своей Пресни,с шагов своих первых,о мальчишьего дня.Сюда по Садовым,по Кудринским вышкам,по куполам твердыхбулыжных мозгов,по снежным подушкам,по жирным одышкам —широких шаговнаправлял он разгон.ОнаМаяковского площадьюназвана;не очень еще ее пышен уют;и много народа, самого разного,ее заполняют, толкутся, снуют.Еще не обрушеныплоские здания,но уже тем онахороша,что — въявь пределы еестародавниераздвинулановых привычек душа.Две буквы стоятквадратные, стр'oчные,как сдвоенный вензель печати ММ,как плечи широкие,крепкие,прочныеу входа —открытого всем, всем, всем.Москвы в нутроведет метро;один вагон,другой вагон;а он на немне ездил;не видел онстальных колонн,подземных ламп —созвездий.И — глянешь в пролетобновляемых улиц:не тень ли метнуласьширокой полы?Не эти ли плечис угла повернулись?Не шляпой ли машетон издали?Он здесь.Он с намиостался навечно.Ему в людской густоте —по себе.Он — вон он — шагает,большой и беспечный,к своей неустроеннойславной судьбе!Как он шагал,как проходил,как пробивался Москвоюшагом широким,шагом большим, —крупной походкой мужскою.Ботинки номер сорок шесть!Другим — вдвоем бы можно влезтьи жить уютно в скинутом,согнув дугою спину там.А он — не умел сгибаться дугою,он весь отличалсяповадкой другою, —шагал,развернувшитяжелые плечи,высокой походкоючеловечьей.И после каждогоего шагаметелью за нимзавивалась сага.Однажды мы выехалис Оксанойвдвоем из гостейпо дорожке санной…А он рядкомзашатал пешком,подошвы печатаясвежим снежком.Тогда еще в модеизвозчики былии редко работалиавтомобили.Возница на клячучмок да чмоки все же егообогнать не смог.И насна полсажня опередя,дорогу под носому нас перейдя,он стали палкой нам отсалютовал,дескать: «Привет!До свиданья! Покудова!»И в этом жестемальчишеском, гордом.который движенье и радость таит,хотел бы я,чтоб стал оннад городом,как в памяти нынче в моейон стоит.Стоял,весельеми силою вея,чтоб так бы егонаблюдала толпа:в пальтишке коротенькомот Москвошвея,в шапчонке,сбитой к затылку со лба.Вот так,во всем и вездевпереди, —еще ты и слова не вымолвишь, —он шел,за собой увлекая ряды,Владимир Необходимович!Но мысли о памятнике —пустые.Что толку,что чучело вымахнут ввысь?!Пускай эти толпылюдские густыенесут его силу,движеньеи мысль.Пока потокне устанет струиться,пока не иссякнетнапор буревой,он будет в глазахдвоиться, троиться,в миллионные массывнедряясь живой.На Мехико-сити,в ущельях Кавказа,в протоках парижского сквозняка —он будет повсюдув упор, большеглазо,строкою раскручиваясь,возникать.И это —не окаменелая глыба,не бронзовой маскиусловная ложь,а вечная зыбьчеловечьих улыбок,сердец человеческихвечная дрожь!
ЭПИЛОГ
Сегодняс дерев срываются листья,и угол меняетземная ось,и лескак шуба становится лисья —продути вызолочен насквозь.И в свистеэтих порывов грубых,что мусорный шлейфподымают, влача, —писательзадумывается о шубахи прочем отребьес чужого плеча.Писательство —не искусство наживы,и зря нашу жизньпроверять рублем.При этомвсплывут —которые лживы,потонут —кто в строчку до слез влюблен…
