Депутаты-лейбористы негодовали. Бурной была и реакция американской прессы на публичные проявления симпатий к Франко. Черчилль, уязвленный нападками на него американских газет, 4 июня 1944 г. в письме к Рузвельту попытался разъяснить мотивы своей позиции: «Мне нет дела до Франко, но я не хочу, чтобы после войны Пиренейский полуостров занимал враждебную позицию по отношению к англичанам… Я не вижу возможности положиться на Францию де Голля. Германию надо будет держать при помощи превосходящих сил, и есть договор о 20-летнем союзе между нами и Россией. Вы должны помнить, что нам весьма импонируют все эти приятные перспективы.

Я упомянул имя Франко лишь для того, чтобы показать, как глупо делают у нас, отождествляя в карикатурах Испанию с ним и его с Испанией».

18 октября 1944 г. Франко направил испанскому послу в Англии герцогу Альбе письмо и поручил передать его содержание «нашему доброму другу британскому премьер-министру» В этом письме Франко прежде всего делился впечатлением, которое произвели на него «благородные слова», произнесенные Черчиллем в адрес Испании в палате общин 24 мая 1944 г., и выражал желание способствовать сближению между Испанией и Англией в будущем. Это сближение, по мнению Франко, имело бы целью борьбу против СССР и США. «Если Германия будет уничтожена, — писал каудильо, — и Россия укрепит свое господство в Европе и Азии, а Соединенные Штаты будут подобным же образом господствовать на Атлантическом и Тихом океанах как самая мощная держава мира, европейские страны, которые уцелеют на опустошенном континенте, встретятся с самым серьезным и опасным кризисом в своей истории». Попутно Франко жаловался на «деятельность британской секретной службы и на мелкие интриги Англии».

Франко не мог знать о содержании послания Черчилля Рузвельту. Тем примечательнее совпадение мыслей имевшего устойчивую репутацию интеллектуала Черчилля и «ограниченного», как полагали многие современники, испанского диктатора, выраженное в письме герцогу Альбе.

В своем ответном письме Черчилль все же счел нужным напомнить Франко о тех затруднениях, которые Испания чинила во время войны военным усилиям союзников, о помощи, которую она оказывала их противникам, о пренебрежительных отзывах Франко об Англии. «Я был очень рад наблюдать, — пишет далее Черчилль, — благоприятные по отношению к Великобритании перемены в испанской политике, которые начались во время пребывания в правительстве покойного генерала Хорданы [262] , причем я публично отметил эти события в речи, произнесенной мною в Палате общин 24 мая. К сожалению, как Вы, Ваше превосходительство, признаете в Вашем письме к герцогу Альбе, эти события не получили еще достаточно глубокого развития, чтобы удалить барьеры между нашими обеими странами» [263] . Бельгийский историк Е. И. Дзелепи назвал письмо Франко документом, «беспримерным по своей наглости и цинизму» [264] .

Доклад Черчилля вызвал большой резонанс. Швейцарская «National Zeitung» от 28 мая 1944 г. сообщала, что в дипломатических кругах доклад Черчилля рассматривается как преамбула к вопросу о реставрации монархии. Для тех влиятельных лиц в Англии и США, которые «не столь благоприятны к фашистскому режиму Франко, как это вытекает из доклада Черчилля… реставрация представляется лучшим способом для постепенной смены системы». «Tribune de Geneve» в обзорах за 2 и 6 мая сообщала, что С. Хор находится в Швейцарии, чтобы встретиться с графом Барселонским, однако тот ответил, что не намерен возвращаться в Мадрид по первому призыву Франко.

Заметим однако, что такого «призыва» не последовало ни тогда, ни много лет позднее.

Через 15 лет, 2 февраля 1959 г., газета «The New York Times» в статье «Банкет монархистов», ссылаясь на свидетельство своего корреспондента, побывавшего у Франко, сообщала читателям, что испанский диктатор сменил в своем кабинете портреты Гитлера и Муссолини на портреты Пия XII и бразильского президента Кубиче-ка. Франко был глубоко уязвлен этой публикацией. Фотографии папы и бразильского президента, сказал он, постоянно находятся в кабинете с тех пор, как он их получил. Что же касается фотографии Муссолини, то ее никогда в кабинете не было, фотография же Гитлера, действительно, висела, «но она была убрана, когда наступило охлаждение отношений Испании с гитлеровской Германией, намного раньше, чем закончилась Вторая мировая война». Франко не сказал, когда это произошло. Можно предположить, что это было в 1943 г. [265] И тогда же министр иностранных дел граф Г. Хордана, сменивший Серрано Суньера 3 сентября 1942 г., поведал послу США К. Хейсу: «Испания никогда не была и не будет марионеткой Германии… Хотя Испания и не является демократической страной типа Соединенных Штатов, она — не тоталитарная, как Германия, и нацистские доктрины ее отталкивают» [266] .

Бывший министр времен монархии Габриэль Маура писал в том же самом 1944 г.: «Хотя мы знаем от самого каудильо, что современный режим не является тоталитарным, в отношении прессы и пропаганды применяются точно такие методы, которые характерны для тоталитарного режима» [267] . Маура имел в виду, что, как и прежде, испанские газеты не публиковали не только ни одной критической статьи о Франко или его деятельности, но даже ни единой строчки, которая могла бы быть ему неприятна. Как и прежде, о Франко можно было писать только в превосходной степени. Сам диктатор с удовольствием принимал неумеренные восхваления, но не известно ни одного случая, когда бы он хотя бы раз попытался утихомирить славящий его хор.

Газета «El Espa~nol» сравнивала Франко с Карлом V, Цезарем и Наполеоном, «Arriba» — с Александром Македонским; «АБС» Мадрида писала, что он избран Богом. Были и политические оценки: Франко — «моральный вождь антикоммунистической Европы», «поборник свободы, защитник христианского Запада, гордость расы, гений из гениев». И всего лишь за несколько месяцев до интервью ЮПИ еженедельник «Мундо» был оштрафован на 5 тыс. песет за то, что не отметил День рождения Гитлера 20 апреля 1944 г.

Но Франко беспокоили не только предполагаемые санкции союзников.

Франкистское правительство с беспокойством наблюдало за действиями испанских партизанских бригад на юге Франции. Тревоги Мадрида оправдались. Начиная с середины сентября 1944 г., испанские газеты стали систематически помещать сообщения о концентрации на франко-испанской границе в Пиренеях больших партизанских соединений, состоявших из испанцев — бывших участников французского движения Сопротивления. 11 октября 1944 г. испанское правительство направило официальный протест временному правительству Франции, обвиняя французские власти в благожелательном отношении к действиям «испанских мятежников» [268] .