Матеус, как старший, изрек:

— Вот это… — указал пальцем на сулею. — Нам на вечер. Когда…

Короп оторопело уставился на бутыль.

— …все уляжется.

Гвидон зыркнул на молодняк за столом и закивал головой в ряске.

— А на вечерю?

— Ну… Можно и на вечерю.

— Угу, — поддакнул Войчек, хлопая налистники с творогом и сметаной.

Корчмарь лихо схватил бутыль и заходил на кухню, вернулся с кадкой. Поставил. Матеус по разливал коровьего молока по кружкам.

Ирвин поморщилась.

— Терпеть молока не могу! Не буду пить!

— И не пей. Нам больше, — спокойно успокоил ее Шост.

Оливия молча цедила из кружки.

Мастера опрокинули свои залпом.

Матеус первым встал из-за стола, Войчек за ним.

— Ну что, наверх?

— А как же прогулки? Вы нам обещали, мастер Матеус!

Войчек скосил на главного.

— Обещал, значит — исполним. Войчек!

— Ась?

— Только не ась!

— Слушаюсь, мастер Матеус!

— Отведи ребят на пруд, пущай покупаются. Только!..

— Да, мастер!

— Проверь сначала пруд на… ну, ты понял!

— Вот с подмастерьем и проверим.

— Отлично. Ступайте. А я пока потолкую с… ну, да ладно, мое то дело! Ступайте!

Войчек, а за ним молодое дарование — выскользнули ветром из корчмы, Матеус не успел, и хмыкнуть, абы так учились и тренировались! Прыть, да не там! Он окинул зал корчмы оценивающим взглядом — три сельчанина едят и хлещут самогонку, а так — пустота. Подумал и оставил хозяину еще один серебряник за промокшую задницу и стыд. А так — обед ничего. Давно так не елось, с охотой.

Отворив дверь корчмы, вышел во двор, Войчека и молодняка, как ветром сдуло. Видно на ставку? Хай, плещутся и резвятся. Абы только русалка или водяной не помешал, а так — отдых на пользу. Скоро вновь — стены да горы.

Матеус зашел в гостиницу: первый этаж, как он сразу понял, занимал корчмарь с прислугой, второй — гостевой. Кивнув Гвидону, Матеус зашагал по деревянной лестнице наверх, в собственные, снятые на ночь, апартаменты. На втором, его ждал разрезной коридор и две комнаты, двери, которых предусмотрительно были открыты настежь.

Комната как комната. Кровати две, шкаф ручной сборки, стулья и стол, чуть корявый, комод и большое на стене зеркало. Да ему явно не сюда. Здесь заселятся на ночь Ирвин и Оливия. Другая комната еще убогой выглядела — три кровати, в стороне, в углу, стол, два стула и сиротливо у окна старенький, с одной дверцей шкаф. Царские условия. Похлеще Мейдрина, нечего и сказать. Хоть ночной горшок есть? Или ходить за постоялый двор к конюшням?

Он рухнул на ближайшую койку, отстегнул меч, швырнул его на другую койку, лежа развязал тесемки дорожного плаща и собрался за сорочку, но… заснул.

Глаза открыл, казалось через пару минут, но за окном успело порядком потемнеть. Секунду пытался понять, что его разбудило? Или кто?

Кто-то звал с улицы? Нет. Хозяин корчмы с первого этажа? Или за дверью? Тоже нет. Тогда что?

Чувство осторожности и опасности взяло вверх. Он пробудил магию и потянулся медленно к мечу.

— Господин мастер, вы у себя? Ваши вещи, господин мастер!

Хозяин не стучал в дверь комнаты, он пытался докричаться.

Вот Аллон побери, их всех! Вещи забыли в корчме!

— Сейчас! Минуту!

Он встал, открыл дверь.

Короп и двое с прислуги с вещами в руках. Сумки и сундуки. Вот остолопы! Забыли весь свой хлам! Подмастерье отхватит! Да и Войчек, молодец. Кстати, где они все?

— Вот, мастер.

— Заносите. Нет! — Все аж встрепенулись. — Эти два сундука и вон та сумка — в ту комнату, что рядом.

Короп махнул прислуге, вещи занесли и поставили, молодчики убрались, корчмарь остался в дверях.

— То девичьи шмотки.

— А-а-а, — протянул батька лоботряса Ховки.

— Бабские чулки и… ну, ты понял?

— Ну да… ну да, они того… носят.

— Конечно, носят. А как же еще? Надо ж носить, а то — стыд и срам. — Улыбнулся в бороду храмовник.

Гвидон густо покраснел, насупился.

Один из сундучков, что притащила прислуга, задергался, и заходил ходуном, словно живой.

Корчмарь уставился на него квадратными глазенками.

— Ступай дорогой, почта пришла.

— А?..

— Ступай, говорю!

Коропа ветром сдуло, как Войчека с подмастерьем. Ох уж, почтеннейшие, исчезают!