Мертвая тишина.

Родж засуетился под меховым тулупом, во временном лагере повисла неловкая пауза, многие старались даже уснуть на голодный желудок. Да только Горат им не позволил!

— Супец готов, налетай!

Восторженные крики полетели со всех сторон, даже Родж ожил, давно успевший проголодаться. Когда все получили по миске супа, краюхе хлеба, козьему сыру, сушеных фруктов, Горат сполоснул котелок и поставил снова кипятить воду для травяного чая. Сбором из сушеных трав он запасся еще с лета, когда ходил в разведотряды по землям графа Земана. Минут пять стояла однотонная музыка — лязг ложек по дну мисок, затем повеселевшие благодарности в адрес егеря и конечно, враки, и россказни о былых днях и походах, геройствах и самоотверженности в борьбе с недругом и врагом. Сарм старался солдатские басни слушать вполуха, чтобы не казаться невежей и в то же время, участвовать в беседах и дискуссиях. Вскоре, как и всегда, в таких вот случаях, караул сменился, а остальные зеваки, потихоньку стали засыпать под треск и тепло костра. Родж уснул почти самым первым, его не выставляли в караул из-за жалости, а также больших сомнений в доверии, как бы не вели себя храмовники, им все равно никто не смог в полной мере доверить безопасность собственных жизней. Поэтому мастер Сарм попросту игнорировал поведение солдат, а Родж успокоительно вздыхал.

Потяжелевшие веки сомкнулись и Сарм нехотя, словно через силу провалился в неспокойный, полный кошмаров и предчувствий сон…

Сон показавшийся почему-то явью?!

Даже дуновения морозного ветра затихли, отпустил холод, а погода в нереальном бытии разгладилась до свистящего и капризного ветерка, настырного и до боли знакомого. Сарм напряжено огляделся. Куда же он попал? Окружающая картина показалась настолько знакомой, что он панораму пейзажа принял за обыденную действительность. Горный ландшафт. Скалы, тянущиеся до облаков, но почему-то обрывающиеся у самых вершин. Лишь острые пики заснеженные вдали высоко белыми шапками, остальные каменные исполины — только въедались серыми фигурами в надоедливый калейдоскоп зорганской местности. В край Откосых гор. Родные места мастера Сарма и подмастера Роджа. Если бы не настырный ветер, то Сарм принял сон как послание старейшин, один из многочисленных способов передать важную информацию. Скользкая различность между вещим сном и обычными сновидениями — ощущение строгой нереальности в первой ситуации, а также абсолютная мешанина иллюзий жизни, во втором случае. Так и так, мастер Сарм четко подметил для себя, что первый и второй случаи безнадежно отвергаются, — более того, он пришел к неописуемому заключению, что все варианты его догадок стоило немедленно и безоговорочно отбросить, — его тело становится невольным свидетелем событий и притом ужасающе важных, в то же время происходящих не по вине лицезрителя, но и не по воле невольного свидетеля! Мастер Сарм говоря толком — являлся в подмире, абсолютным зрителем без права вступиться и принять участие в ходе разворачивающихся событий. Печально, но факт!

Откосые горы такие родные и в тот же момент, такие чужие, что замирает от паники сердце!

Сарм неземным чувством понимал, что перед его глазами должны будут развернуться непредсказуемые события, которым он никак не сможет помешать.

Так и произошло!

Он завис, словно ястреб на шпиле одной из башен храма, чутким слухом уловив отзвуки боя. На площадке крепостной стены гремела схватка и лилась кровь. Мерзкие твари полосовали бойцов храма. Он видел, как погибают молодые подмастерья и мастеровые. Как погибли три устрашающих монстра. Сначала показалось, что храм Хизельмаш отбил атаку неведомого врага, но то были всего лишь догадки Сарма. Чутье ястреба позволило ему различить в сумерках наступающей ночи, вероломный выпад гризолоидов, существа воспользовались внезапностью, провели молниеносную стопроцентную диверсию. Два чудовища обрушились на воинов, перемахнув через бойницы, третья кралась по опущенному мосту. И снова неравная схватка…

На этот раз уже гибли и старейшины!

С каждой смертью главы ордена, сердце Сарма наполнялось неотступной адской болью, что рвало сознание изнутри. Он видел гибель Имрана Брамта, Германа Зольта, Родемира и Доварта. Ужас! Бесконечный ужас!..

В хаосе нестерпимой боли Сарма выбросило из эфира подмирья, ввергнув в краткий обратный полет — собственное коченеющее в спальном мешке тело.

С присвистом сквозь зубы, храмовник пробудился от вязкого и вещего кошмара, пробудился и…

Окунулся в последующий кошмар!..

— Фаул, чего тебе?!

— Да Зобур говорит, тень видел…

— Вроде или видел, Лезник?

— Видел, Аллоном клянусь!!

— Вот каналья! Засранцы спать не даете! Так чего огонь не открыли, а?

— Так ведь того…

— Чего, Лезник?

— Зобур и Фаул клянутся, будто тень выскочила между ними со стороны нашего лагеря, — оправдывался Лезник, караульный.

— То есть?!

— Точно говорят!

— ?!

— Подымай всех! — Тихо, но в тот же час, грозно приказал Сорбат.

Сарм откинул графский тулуп, прикидываться спящим не имело смысла, караульные будили всех. Тяжесть на душе все равно прогнала сон, теперь бери, хоть в караул заступай!

— Лезник!.. Горат, вооружайте отряд, чего доброго может волки, а может — другая нечисть подкралась? Все хоть живы?

Перекличка.

Сарм огляделся, графская дружина вроде вся, что-то Родж помалкивал? Комки тряпья: спальный мешок и тулуп, рядом в заметенном снегом сугробе, дорожная сумка. А где же сам подмастер? Мастер похолодел. Тень, убегающая от лагеря в темноту! Неужели Родж?!

— Ей, храмовник?

Сарм резко обернулся.

Суровые лица солдат и лейтенанта.

— Где твой пасынок, воин?

Боец Хизельмаша секунду таращился на обвиняющие рожи армейцев, а затем — скользнул в холод пасмурного утра, по следу пропавшего соратника.

— Стой!! Куда?!

— Держи его!..

Но Сарм их уже не слышал, мчался сквозь серые тени, белизну снежного покрывала, темные кляксы выпученных из сугробов кустов и частоколов лесных полос, — туда, где по едва заметному следу, умчался в бешеном темпе, подмастер Родж.

Хруст снега под сапогами и свист ветра…

Хруст и свист…

Бег оборвался внезапно, так же, как и начался!

След Роджа замаячил ярким пятном, Сарм призвал магию, сила разлилась по телу, тепло согрело внутренности, и обострила чувства осязания.

Он чудом не наступил на скрюченную фигуру напарника в неглубоком овраге. Чудом не полоснул магической плетью, готовой сорваться вслед заклинаниям. И все же — мастерство не подвело. Утопающего в холоде парня распознал раньше, чем сработали рефлексы.