Беллами, однако, не потерял мужества.

— Оливия рассказала мне, что вы делаете огромную работу по восстановлению лагеря. Я знаю, что мои родители будут в восторге.

— Я на это надеюсь.

— Нам пора идти. Постараемся не попасть в пробки. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала отца в щеку. — Я буду на связи, хорошо?

— Конечно, дорогая. Спасибо, что приехала. — И потом он добавил: — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, папа.

Коннор помог ей сесть в машину и обошел автомобиль, чтобы занять водительское место. То, что он видел ее в этом городе, в центре, в мире швейцаров и охраняемых входов, напомнило ему о том, как различается их жизнь. Она стала женщиной, какой и должна была стать, привилегированной и целеустремленной. Он был удивлен тем, что она не выглядит от этого более счастливой. Конечно, встреча с отцом была напряженной, но это не плохо, обнаружить, что у твоих родителей есть прошлое. Люди делают глупости во все времена, и их любимые вынуждены иметь дело с последствиями этих глупостей. Бог знает, он сам был доказательством этого.

Он дождался, пока движение не ослабло, и предложил:

— Поговори со мной.

Она смотрела прямо перед собой.

— Не сейчас.

— Ты должна говорить со мной.

Он знал, без сомнения, что она что-то скрывает и держит в секрете от него.

— Ну хорошо, сменим тему. — Он балансировал руками на рулевом колесе. — Вы с отцом всегда прощаетесь вот так?

— Как именно?

— Говорите, что любите друг друга. Или так было потому, что сегодня — особый день?

— Это привычка. Почему ты спрашиваешь?

— Без всякой причины. Просто это… это хорошо. В моей семье люди так друг с другом не разговаривают.

— Ты не говоришь людям, что любишь их?

Он рассмеялся:

— Дорогая, в моей семье — это как бы иностранный язык.

— Любить друг друга или говорить об этом?

Он посмотрел прямо вперед, сконцентрировавшись на дороге.

— Я никогда не говорил.

— Никогда не говорил «я люблю тебя»? — спросила она.

«Вот дерьмо, — подумал он. — Надо было оставить ее в покое».

— Это потому, что ты на самом деле никогда никого не любил или просто ты не произносил этих слов?

— И то и другое, я полагаю.

— Это грустно.

— Я не чувствую грусти. Я чувствую себя нормально.

— Разве нормально то, что ты не любишь свою семью?

— Теперь ты говоришь как социопатка. — И как, черт возьми, они перешли на тему семьи?

— Я не это имею в виду. И я думаю, что ты говоришь чепуху. Для человека, который утверждает, что не любит свою семью, ты делаешь много того, что делает только любящий.

Он рассмеялся снова:

— Да, ты права.

И наконец благословенная тишина заполнила машину. Он нашел станцию, которая ему нравилась, и включил радио, которое играло подходящую к случаю песню «Пятьсот миль». Коннору хотелось пнуть себя за то, что он позволил состояться этому разговору. Он никогда ни с кем не говорил так, как с Оливией Беллами. Это было так же, как в то время, когда они были детьми.

Молчание царило как минимум дюжину миль, и наконец она, казалось, была готова поговорить о том, что случилось. Она подвинулась на сиденье в его сторону, вытянула свои гладкие голые ноги и уперлась локтем о спинку сиденья.

— Ну хорошо, у моего отца была порочная связь, когда он был обручен с моей матерью, и он стал отцом ребенка, о котором не знал до сегодняшнего дня. Затем, вместо того чтобы разорвать помолвку с моей матерью, он добился того, что она забеременела, и вынужден был жениться на ней, а потом у нее случился выкидыш. Я только что узнала это, так что прости меня, что я не болтаю с тобой о новостях.

Коннор заставил себя не отвлекаться на голые ноги, которые представляли опасность для его вождения. Он заставил себя сосредоточиться на том, что она говорила, не выказывая ни удивления, ни осуждения. Он думал, что люди вроде его матери делают в жизни ужасный выбор, поскольку им не хватает образования и возможностей. Филипп Беллами был доказательством того, что глупость пересекает барьер богатства, образования и класса. Когда доходило до сердечных дел, даже гении вроде Луиса Гастинса могли попасть в ловушку.

— Мне жаль, — сказал он Оливии. В этом не было ее вины, однако ей причинили боль. — Я хотел, чтобы ты знала, что мне есть до этого дело, и, если я чем-то могу помочь, скажи мне. Я весь обратился в слух.

— Ты отвез меня сегодня в город в то время, как я могла сесть на поезд. Ты уже помог мне.

— Мне было приятно это сделать.

— Я надеюсь, что поступила правильно. Я хочу сказать, Маришка больше не встречалась с моим отцом. Никогда не сказала ему ни слова о Дженни. Может быть, у нее были для этого причины.

— Ты сделала то, что сделала. Теперь твой отец должен сделать свой ход — это его проблема, не твоя, — философски заключил Коннор. Он повернул на главную дорогу. — Принимаем решение. Мы собираемся остановиться в Фоенисии.

Это был маленький, живописный городок, привлекающий туристов и коллекционеров.

— Я знаю, ты пытаешься отвлечь меня. Заставить почувствовать себя лучше, — сказала Оливия.

— Так и есть.

Он припарковался, вышел из машины, обошел ее и открыл ей дверцу.