Время шло, гадкой каши в тарелке становилось все меньше, а Калеб молчал, игнорируя то, как я сверлю его глазами, и только улыбался. Под давлением этой ленивой улыбки, я не могла устоять, он знал такую мою слабость. И я поняла, что Калеб ничего мне не скажет, как бы я не расспрашивала, значит, разговор был точно обо мне. Можно будет спросить у Самюель, но Калеб ее предупредит, а она не вмешивается в наши отношения. Возможно, брат с Калебом говорили о моем дне рождения. Уже несколько дней Калеб выпытывал, что мне подарить, а я настаивала, что мне хватит той картины, нарисованной им.

– Так что, идем?
– со сладкой улыбкой пропел Калеб, и, забрав со стола посуду, отправил ее в посудомоечную машину. Для меня оказалось настоящим шоком видеть такого импозантного и красивого Калеба, занимающегося посудой.

Я молчала, мне было тяжело переключиться с мыслей о разговоре брата с Калебом, на поездку. Я просто напросто надулась. И как мне было объяснить Калебу, что я терпеть не могу сюрпризы?! Так было всегда, даже в то время, когда я жила с Фионой. Просто сюрпризы никогда не сулили ничего хорошего. И эта мысль постепенно может испортить всю радость от дня рождения.

Калеб помог мне одеться, и к тому времени, как мы вышли в холл, в доме кроме нас никого не осталось. Предатели, подумала я. Они все знают, но мне никто ничего не скажет. А ведь Самюель должна помнить, как я отношусь к сюрпризам. Если мне подарок не нравится, то мне с трудом удается скрыть свою настоящую реакцию. Не хочется, чтобы Калеб подумал, будто я мелочная. Хотя лучше уж пусть сейчас узнает о плохих чертах моего характера.

Как всегда галантно, Калеб помог мне сесть в машину, не забыв при этом и на себя накинуть пальто, чтобы было заметно, что и он ощутил упавшую температуру. Я продолжала дуться на него, потому что он меня так еще и не поцеловал, и от этого мне более болезненно было смотреть на него, такого сегодня красивого и осознавать, какой я еще ребенок около него. Даже теперь внешне выглядело, что он старше меня лет на десять. Смешная тинэйджерка и светский лев.

– Так и не будешь со мной разговаривать?
– поинтересовался Калеб, как только мы проехали дом сестер Стоутон, специально немного замедлившись около него, чтобы я помахала милым старушкам, конечно же, совершенно случайно вышедшим на ступеньки. Сняли хотя бы бинокль, - едко подумала я.

– Расскажешь, о чем вы говорили?

– Нет. И поэтому ты не будешь со мной говорить?
– я не могла взять в толк, что же так веселило Калеба.

– Ну почему же, буду. Со своим адвокатом, - буркнула я. И все же не смогла долго злиться. Как это возможно, когда Калеб с такой очаровательной усмешкой постоянно поглядывает на меня, от чего мое сердце бьется сильнее.

Мы уже почти выехали за линию города к магистрали М1, когда Калеб резко остановил машину и потянулся к ремням безопасности. Я непонимающе уставилась на то, что же он такое делает. И только когда Калеб, отодвинув свое сидение назад, перетянул меня на свои колени, я понимающе уткнулась в ворот его пальто, усеянного мелкой влагой, оставленной снегом. И все же не решалась поднять голову для поцелуя. Калеб сам заварил эту кашу, так пусть и расхлебывает.

От обиды у меня выступили слезы, и теперь я боялась, что он увидит их. Поэтому, когда Калеб взял мой подбородок и хотел его приподнять, я не сразу же решилась. Увидев слезы, он так понимающе улыбнулся и, поцеловав поочередно каждый глаз, нежно прошептал мне на ушко:

– Ты не привыкла, чтобы тебе в чем-то отказывали.

Я кивнула. Это было правдой. Немного эгоизма во мне осталось, но только из соображений самосохранения. И так как я привыкла получать от Калеба то, что хочу, мне теперь пришлось очень трудно, когда он неожиданно отказался отвечать.

– Я не люблю сюрпризы, - отозвалась я, и как могла, старалась удержаться от слез.

– Обещаю, никаких сюрпризов на день рождения. Даже попрошу друзей, чтобы обертки подарков были черные.

Я рассмеялась, и мне полегчало. Он, как только можно легко и невесомо, прошелся губами по моей щеке, а по спине пробежала дрожь, поднимаясь вверх к шее, и теряясь в волосах.

– Я не люблю, когда ты на меня дуешься, и когда замыкаешься в себе. Я тоже не привык отказываться от того любимого, к чему привык.

Обхватив мое лицо руками, именно так, как я любила, Калеб медленно приближался ко мне, и его глаза словно гипнотизировали меня и не давали отвернуться. Да и как я могла! Мне не меньше, чем ему, хотелось почувствовать, горький поцелуй примирения, от которого все тело охватывает трепет, и внизу живота начинают порхать бабочки. Сначала его губы были мягкими и ненастойчивыми, касались легко, почти неощутимо, но я не готова была долго терпеть такую нежную пытку. Прильнув к нему, я сняла свою шапку, и волосы рассыпались по моим и его плечам. Я вложила в поцелуй все, что чувствовала сейчас: неудовлетворение, страсть, любовь. Калеб ответил так же, только с большей силой, значит, довольно подумала я, ему тоже тяжело было оставаться равнодушным.

– И как я?
– поинтересовалась я, оторвавшись от него и проведя пальчиком по его губам.

Он расхохотался по-мужски иронично и с удовольствием.

– Так ты хитрюга!

Нехотя вернувшись на соседнее кресло, я продолжала с неприкрытым желанием смотреть на него. Пристегнув мой ремень безопасности, Калеб поцеловал меня еще один раз и хриплым голосом сказал:

– Если ты не перестанешь так на меня смотреть, мы не доедем до Лутона.

– Как смотреть?
– невинно поинтересовалась я, и это вызвало еще одну улыбку на лице Калеба. Он провел ладонью по моей скуле, его рука замерла на моей шее и на короткий миг нырнула под куртку. Когда его ладонь накрыла грудь, я аж подпрыгнула на месте. Это было расчетливое движение, показывающее мне, что и он имеет подобную власть надо мной.