Шрифт:
Схватки. Я хорошо помнила, как их описывал врач. Я активно задышала, все еще боясь открыть глаза. Минут через пятнадцать они прекратились. И я испугалась. Это должно было означать что-то очень плохое.
Очнулась полностью я от жуткого ощущения, что не могу дышать. Я несколько раз попыталась глубоко втянуть в себя воздух. Он тяжело шел в легкие, и я замерла без движения, ожидая, когда начну задыхаться. Но и этого не произошло. Я внимательно прислушалась к себе. Было холодно и слишком тихо, сердце билось неровными рывками. Значит, я пока была еще жива. Я поднесла руку к глазам и внимательно осмотрела ее, насколько позволил предрассветный свет, еще серый и блеклый. Синяки уже проявлялись, ссадины саднило, царапины кровоточили, но действительной боли не было, пока что я ее не ощущала.
Темнота вокруг завладела моим вниманием намного лучше, чем болезненные ощущения во всем теле. Я огляделась, и тут поняла, что лежу на чем-то мокром и холодном, а надо мной виднеется небо. Земляные стены вокруг меня не оставляли сомнений о моем местоположении - я лежала в могиле. Сырой и холодной. Но сделать хоть что-то, сил у меня не было.
Дрю решил меня закопать. Живьем.
Я бесстрастно рассуждала о том, сколько продлится моя агония. Задохнусь ли я мгновенно, а может, раньше отключусь от потери крови, так как из живота на рубашку растеклось такое огромное кровавое пятно, что было не понятно, как я еще не отключилась. Я надеялась на второе. Я просто молила об этом.
Над могилой мелькнуло лицо Дрю. Я хорошо и отчетливо видела его в наступающем свете нового дня.
– Как жаль, ты так и не узнаешь, что такое быть матерью. Зато дети останутся с тобой. Хотя подожди, - Дрю наиграно задумался, - ты ведь не хотела детей, не так ли?
Я хотела бы сейчас возненавидеть свою жизнь, как ненавидела ее последние полгода. И не могла. Я смотрела в глаза Дрю, налитые кровью и ненавистью, и хотела жить, а он хотел причинить мне боль.
Как быстро вся ненависть на свою жизнь сменилась отчаянным желанием жить. Но я была слаба, и не в моих силах было изменить происходящее. Никто уже не успеет помочь мне. Тот странный сон, что я видела, пока была без сознания, был всего лишь сном. Я не установила связи с Калебом. Просто мое воспаленное воображение решило так облегчить мне прощание с любимым. Он и правда был тем человеком, с кем бы я хотела увидеться, прощаясь с жизнью. Иллюзий больше не оставалось. Я могла лишь ненадолго оттянуть ужасающий момент. Прости меня Калеб, что не могу бороться, я так устала...
– Думаешь, они не знают, что все это сделал ты.
Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на Дрю. С моих израненных губ слетел сначала один смешок, потом второй, и тут я неудержимо залилась смехом.
– Ты всю жизнь будешь гнить в психбольнице с такими же уродами, как и ты.
Чем больше я смеялась, тем сильнее нарастала злость и гнев Дрю. Даже когда на меня начали падать комья земли, я не переставала смеяться и говорить с ним.
– К тебе перестанут приходить родители, ты же убил их любимую, хорошую девочку, и им не захочется даже вспоминать, что у них есть такой сын.
На миг полет земли на меня прекратился. Я почувствовала слабину, и безвольно, словно пьяная, немного приподнялась и увидела застывшее лицо Дрю.
– Даже не могу представить, что с тобой случится, если до тебя раньше других доберется Калеб. Ты будешь умирать медленно и мучительно, намного хуже, чем я. Маленький... тупой... уродливый... псих...
Я снова начала смеяться, и этот смех и слова отобрали у меня последние силы. Я сползла по холодной стенке, но самого холода не чувствовала. Земля полетела активнее, чем раньше, но мне до нее не было дела. Смех постепенно переходил в рыдание от безысходности.
Мир потемнел, передо мной встал зримый образ Калеба. Я видела только эти глаза, пока Калеб нагибался ко мне, постепенно склоняя голову. Я ощутила, как глаза мои закрываются, тупая боль отступает, и я перестала слышать звуки вокруг.
Всего лишь на миг, вынырнув из своей пустоты, дающей мне успокоение, я снова увидела призрачный образ Калеба. Какой-то слишком реальный, но я и этому была рада, и так благодарна своему сознанию. Горячие слезы выступили на глазах.
– Пей, Рейн, прошу тебя, - приказывал и одновременно просил он, - пей!
И я подчинялась. Я покорно открывала рот, когда он сильнее прижимал к моим губам бутылку с чем-то очень холодным. В то же время губы мои расползались в глупой улыбке. Если смерть такова, что ангел будет являться за мной в виде Калеба, я была согласна умереть. Лишь еще чуть-чуть побыть с ним, а потом, даже темнота меня не пугала.
– Пей, - настаивал он, и я чувствовала, как его рука наклоняет мою голову, поддерживает, и пить становилось легче. Но это не спасало от темноты, наползающей на мое сознание вновь. Странно только, что у ангела почему-то были такие же прохладные руки и сладкий, родной запах, как и у Калеба.
Глава 24. Сны из прошлой жизни
Жажда прикосновения,
Капля чего-то
На кончике пальцев,
Чуть-чуть к чему-то.
И руки стремятся
К живому, к теплому...
Ах, странная жажда
Забытого чувства!
Забытого снега.
Забытого ветра.
И кожи рисунок
Набух в ожидании
Чего-то такого.
Чего-то родного.
Он знает и помнит.
Что он для чего-то...