– Гут, йа-йа! Гут, йа-йа!

Люпус шагнул вперёд. Кашлянул.

– Ах, патер! – вскрикнула, вскакивая прямо в ботфортах на постели, а затем шумно спрыгивая на пол, Адония. – Ах, милый патер!

– Прошу не досадовать на меня, – проговорил Люпус, осеняя крестом помещение и находящихся в нём, – что помешал. Здравствуйте, мистер Штокс. Здравствуй, Адония.

– Она есть преспособнейший ученица, – проговорил, вставая и кланяясь, и машинально подхватывая свалившиеся очки, куртуазный [9] учитель.

– Рад, очень рад, дочь моя, – добрым голосом произнёс патер, протягивая Адонии руку для поцелуя. – Я лишь на минуту прерву ваши занятия, чтобы сообщить вам две вещи. Первая. Обращаюсь к вам с просьбой – при моих визитах, в дальнейшем, внимания на меня не обращать, а продолжать урок до его отмеренного финала. Я присяду в сторонке, послушаю. И вторая. Я пожелал, Адония, чтобы ты изучала иностранные языки, для того, чтобы сопровождать меня во время визитов в другие страны. Посольские хлопоты – всегда достаточно сложное дело. И мне важно, чтобы рядом со мной находился преданный мне переводчик. Вот и всё. Ещё раз отмечаю, что очень рад вашим успехам.

Он повернулся, снова перекрестив перед собой воздух, но, как будто что-то припомнив, остановился в дверях.

– Да, и ещё. Поскольку самый ближайший визит должен быть в Испанию, я бы хотел, мистер Штокс, чтобы вы с Адонией, оставив все прочие науки, занялись бы только испанским.

– О, это можьно! – Склонил свой парик учтивый учитель. – Как прикажете, майн гроссмейстер!

Адония, дойдя вместе с монахом до второго этажа, вприпрыжку вернулась и звонко крикнула:

– Ну что, милый Штокс! Как будет по-испански «окно»?

С этого дня Люпус, казалось, об Адонии просто забыл. Шли день за днём, и месяц за месяцем, а патер не появлялся в северном бастионе и не интересовался, как идёт обучение.

Разумеется, Адония занималась не только испанским. Она находила время и для гимнастики, и верховой езды, брала, за отсутствием лучшего учителя, уроки фехтования у Маленького. Иногда, выбрав день для отдыха, посвящала его двум новым, тщательно сберегаемым от посторонних глаз тайнам: рисовала и писала стихи. Но уже очень скоро она разговаривала с учителем только по-испански. Кошку Адония называла не иначе, как «донна Бэлла», а жеребец, на котором она совершала верховые прогулки, именовался теперь «дон Мигель».

Так прошёл год.

Однажды ярким солнечным днём Фон Штокс испросил у патера аудиенции.

– Пришёл пора подводить итог, майн гроссмейстер, – торжественно сказал он монаху. – Наш учениц говорить, читать и писать на испанский так, как будто она сам – испанский девочка.

– Сможет ли она перевести книгу, написанную по-испански, на наш язык? – торопливо спросил Люпус.

– Несомненно йа.

– Это прекрасно. Я очень доволен вашей работой, мэтр. Как и было договорено, выдаю вам ваше жалованье, полную сумму, и отпускаю вас съездить к семейству. Соответственно, и девочке устроим каникулы. Месяца два, или, скажем, три?

– Пусть это будет три, если можно.

– Разумеется, можно.

Фон Штокс уехал, и пора была бы уже поручить маленькой ученице сделать перевод «Протокола», но патер медлил. Мучился какой-то неуловимой догадкой, чего-то ждал. Наконец, признался самому себе:

– Нет. Всё-таки преждевременно приобщать её к моей тайне. Старуха была исчадием крови, и знала силу крови, и пила кровь. А что сможет сделать полезного десятилетняя девочка, пусть даже переведёт и прокричит в подвале все древние заклинания? Нет. Сначала нужно приобщить её к крови.

Прошли десять дней после отъезда учителя, и, к нескрываемой радости Люпуса, в «Девять звёзд» вернулись уехавшие год назад капитаны.

Длинная вереница крытых повозок миновала въездные ворота и доползла до южного бастиона. Моросил лёгкий дождь. Повозки встали возле неприметных ворот. Встали и сопровождавшие их всадники но, несмотря на дождь, разгружать привезённое не торопились. Ждали патера.

Вот он появился, но и тогда не начали снимать стягивающие поклажу верёвки.

– Хочу показать сокровищницу нашей маленькой королеве, – пояснил монах понимающе закивавшим капитанам. – Она прогуливается верхом, я послал за ней.

Действительно, вскоре послышался грохот копыт и во двор перед бастионом влетел дон Мигель. Умело осадив и развернув коня к коновязи, Адония поставила его рядом с утомлёнными лошадями приехавших, спрыгнула на землю, набросила поводья на торчащий из бревна деревянный клин.

– Рада приветствовать вас, джентльмены! – произнесла она звонким голосом.

Заулыбавшиеся капитаны, взмахнув шляпами, изобразили подчёркнуто куртуазный поклон. Все, кроме Регента. Он, улыбаясь во всё лицо, раскинул руки и пошёл к девочке с явным намерением обняться. И вдруг осёкся. В грудь ему ткнулся короткий хлыстик, которым только что был погоняем подёрнувшийся парком дон Мигель. Нарочито приветливому взгляду Регента встретился взгляд ледяных синих глаз, и улыбка истаяла на его лице.