— Что он сотворил? — Незнакомец казался искренне заинтересованным.

— Отчего ты расспрашиваешь меня? Ведь тебя это не касается, — грубо бросила она, приглаживая волосы.

— Просто любопытно, — признался незнакомец.

— Нет здесь ничего любопытного. Мужа решили наказать в назидание другим, а нас заодно с ним.

— Наказать в назидание?

Повторенная фраза приковала внимание женщины.

— Выглядит примерно так, — уклончиво отвечала она.

— Каково его преступление? — настойчиво продолжал расспрашивать незнакомец. — Очевидно, не измена и не убийство — тогда бы вы все сразу оказались в руках властей. Значит, дело не в этом. Так в чем же?

— Развращение молодежи, — прямо сказала женщина. — Его обвиняют в развращении молодежи. Как будто собравшихся вокруг мужа молодых людей можно испортить больше, нежели они были испорчены до знакомства с ним.

— И как же он развращал их? И кого?

— Его обвиняют в растлении умов сынов важных господ. Муж говорит, что он их учитель. В самом деле, они следуют за ним как за наставником. Похоже на то, что учение мужа их как раз и развращает, по крайней мере, так говорят многие могущественные граждане, заявляя, что оно портит их сыновей. — Женщина нагнулась и взяла на руки младшенького, который тут же принялся теребить тяжелый узел волос матери, терпеливо сносившей шалости сына. — Я знаю, что против моего мужа настроены отцы молодых людей, последователей учения мужа.

— Чему же такому он учит, что здесь, в Афинах, так настроил против себя народ, который собирается остановить его?

Женщина посмотрела в глаза собеседнику:

— Не знаю. Семью-то он не учит. Сыновья не умеют ни читать, ни писать. — Она собралась было отвернуться, но внезапно продолжила: — Женщины, как известно, прекрасное зло, а когда красота увядает, остается лишь зло, так не раз говорил мне муж. Еще он считает, что я непременно предам его, стоит мне только что-нибудь узнать, и посему он говорил мне лишь то, что я хуже мегеры, если понуждаю его покинуть товарищей и заняться содержанием семьи.

— Разве ученики ему не платят? — Казалось, незнакомец озадачен. — Обычно учителям платят за знания.

— Нет, он денег не берет, — вздохнула женщина.

— Но в таком случае как же он живет и чем питается? — вопросил незнакомец, даже повысив голос.

— О-о, они берут его на пиры и прочие развлечения, поэтому муж-то не голодает. Некоторые из учеников заискивают перед ним, словно перед возлюбленным, — может, он таковым им и приходится, кто знает. Идеи мужа кажутся им захватывающими, и его… его поощряют к разговорам, просят передать мудрость, как они это называют, чем он охотно и занимается. Они видят, что муж одет, хоть и не просит одежды, причем явно предпочитает старую одежду новой; как он мне говорит, это дело принципа. Молодые люди всюду сопровождают его и стараются охранять от тех, кто… — Продолжить она не смогла.

— И его семье они тоже ничего не хотят предложить?

Женщина мягко отвела руки сына от волос.

— Сомневаюсь, что они наслышаны о нас. Муж придерживается правила поменьше говорить о жене и непременно попрекает меня тем, что я слишком много жалуюсь.

— У тебя есть полное право жаловаться, если дела действительно обстоят так, как ты говоришь.

— Я не притворяюсь, — резко сказала женщина. — И не лгу.

— Судя по всему, у тебя есть веские причины для беспокойства.

— Их станет куда как больше, когда мужа осудят, — проговорила женщина, — Наше теперешнее положение весьма плачевно, но боюсь, что нас ждет гораздо более печальное будущее.

— Неужели никто из учеников твоего мужа не возьмет детей учителя в свой дом?

Ничего необычного в подобном исходе не было, поэтому чужестранец был несколько удивлен, что женщина ни словом не обмолвилась о такой возможности.

— Не думаю, что ученики мужа знают о нас или же о положении, в котором мы находимся. — Она опустила младшего сына и вновь взъерошила ему волосы.

— Потому что он ничего не рассказывает им? — предположил незнакомец.

Женщина кивнула:

— От этой скрытности мужа хуже и ему самому, и нам.

— Значит, он в самом деле в опасности, — заключил незнакомец.

— Да. О да. Когда он стал объектом подозрений в первый раз, мне сделалось дурно. Теперь же… — Женщина сжала переносицу. — Если бы наши дети не пребывали в постоянной нужде, я бы не возражала против занятий мужа, теперь бы совсем не протестовала. Он человек, у которого есть цель, и он умен. Он избрал свой путь, и я бы ни в чем ему не отказывала, если бы наши дети были сыты и одеты. Но ты же видишь, в каком они плачевном положении. Муж позабыл нас и бросил на произвол судьбы. Он делает то, что должен, за что я его уважаю, но участь вот этих троих мне небезынтересна.