Костик уже не слушал. Он знал, что Печной умеет абстрагироваться от окружающей действительности почище индийского йога. В такие моменты, часы и дни он словно впадает в анабиоз, словно замораживается на время. И приходит в себя когда ему заблагорассудится. Видимо, в момент нападения ему просыпаться не хотелось. А что? До ужина еще далеко, а других радостей на сегодня не планировалось.

Методично, шаг за шагом, обследовали братья свое поруганное жилище. Сначала Кириллл сделал снимки привезенной с собой «мыльницей», а потом принялись за уборку. К их радости и удивлению, бескорядок оказался легко устранимым. Ничего не было разбито или поломано, просто вещи были сброшены со своих привычных мест, а вещей у Костика было мало. Он был молод, не имел семьи и не успел обрасти предметами быта и досуга. Печной пытался помогать, но только путался под ногами, поэтому был с позором изгнан к себе на печь.

– Что пропало? – поинтересовался Кирилл, когда в избе воцарился относительный порядок.

– Ты знаешь, кажется, ничего, – пожал плечами Костик.

– Не понимаю. Они что, не нашли то, что искали?

– Если бы мы знали, что они искали…

– Что у тебя есть против Рыбьего Глаза?

– Дискета! Только как он мог узнать, что она у меня?

– Бабушка Пелагея разболтала.

– Хорошо, что я ношу ее с собой, – запоздало обрадовался Костик.

– И никаких следов! – возмущенно развел руками Кирилл, – хотя бы пуговица куда закатилась, пепел с окурка или волос.

– Или хвотография, – мстительно хихикнул Печной.

– Значит, искали дискету, – не обратил внимания на его иронию Костик, – значит, Глаз уже знает, что мы напали на его след. Эх, жаль, что от деда нет никакой пользы! Ведь вполне мог бы работать как скрытая камера: лежать себе за занавеской и все фиксировать.

– Чего оскорбляешься? – уловил только последние несколько слов Печной, – ничего я его и не сфиксировал, по закону взял. Ущерб я потерпел? Потерпел. Надо и мне какое-нибудь награждение. Я вообще в жизни гвоздя ржавого не сфиксировал.

– Стоп! – прервал его Кирилл, – как я понял, ты чего-то слямзил, или, как ты говоришь, сфиксировал?

Красноречивое молчание могло говорить о многом: о том, что дед обиделся еще больше и объявил братьям бойкот. О том, что он он понял, что выдал сам себя и затих: судя по последним словам Кирилла, братья и не думали подозревать его в воровстве. О том, что он просто уснул по своему обыкновению. О том, что задумался о бренности всего земного и ударился в воспоминания.

Братья терпеливо ждали и, судя по всему, не напрасно. Как минимум одна из версий оказалась ложной: дед не уснул. Подтверждением этого явился маленький, замызганный, бывший когда-то ярко-зеленый бантик, вылетевший из-за занавески и упавший к ногам братьев.

Судя по фасону и фактуре ткани, эта штука никак не могла храниться среди драгоценных залежей деда: самым юным из его сокровищ была литровая бутыль трофейной зеленки времен Великой Отечественной. При ближайшем рассмотрении бантик оказался заколкой для волос.

– И давно ты стал интересоваться дамским штучками? – хмыкнул Кирилл.

– Дык, не для себя припас. Пелагее хотел на Восьмую марту подарить. Пенсиев же я не получаю так как в бегах нахожусь.

А женщина без подарка – как кобыла без хвоста, брыкучая становится и косеет от злости.

– Как так? – заинтересовался Костик.

Он давно заметил, что суждения деда иногда отличаются чрезвычайным по тонкости психологизмом.

– Дык, зачем хвост кобыле? От мух и слепней отбиваться. А если отбиваться нечем, что кобыла делает? Постоянно по сторонам косит – не сел ли на бок ей кровосос – и ногами взбрыкивает, пытается этого кровососа скинуть. Не скидывает, конечно, не достает – сам попробуй пяткой до спины достать – а от этого еще больше злиться, косит, да брыкается, пока совсем не остервозится. Так и бабы.

– Бабам дарить надо гель от комаров, чтобы не брыкались? – «догадался» Кирилл.

– Во дурилка! – с печи раздался шлепок, символизирующий, видимо, убийство комара. – когда бабу никто не любит, ей все мнится, что все это знают и за глаза злобствуют. Вот она и зыркает по сторонам, вот и отбрыкивется от любого слова и взгляда – со смыслом оно, или без. Вот и лютует. И от лютости своей линяет, плешивеет и усыхает, как старый заячий тулупчик в сундуке под нафталином. А ежели к ней один с подарочком, второй, да не за что-то, а просто так, из симпатии, то она и цветет как фиялка, и жиреет, и покладистая делается – просто страсть. Не всегда и отобьешься. И, заметь, не от шалавости характера – шалавятся бабы тоже от невнимания – а от любви. Вот так.

– Интересно, – и не подумал смеяться Кирилл, – и ты что, хотел соблазнить этим бантиком облезлым бабушку Пелагею?

– Не соблазнить, распутник, а осчастливить. Мужчины, они от женщины не только выгоду искать должны. Они их и просто радовать обязаны.

С минуту на печи слышалось сморкание, сопение, почесывание.

– А ведь хорошо сказал, сукин сын, – скорее выдохнул, чем произнес Печной.

– С философией все понятно. Ты лучше скажи, где этот бантик нашел, – попросил Костик.