– Но про Волкова точно деза оказалась – нет у них контактов.

– Да конь бы с ним, с Волковым. Я вообще-то президент. Со мной так разговаривать нельзя. Пусть учатся. Трудно и навсегда. Поздно уже, конечно, но иногда лучше поздно. Чисто из педагогических соображений. И этого подключи, как там – Корниенко, что ли. Он вроде не сильно занят сейчас. Хороший специалист, опытный.

– Да, совершенно согласен. Разрешите выполнять?

– Боже ж ты мой. Миш, ты ведь не служил, а? Чего ж у пиджаков такое рвение фельдфебельское, а? Выполняй. Доклады каждую неделю. Очередной сюрприз типа утечки за бугор или вот этого растечения данных по сетьсовету, совсети, тьфу – ну пошляки ведь, ей-богу... – в общем, ответишь. Вник?

– Вник.

– Рад. К пятнице жду первый отчет. Пока.

Баранов хотел сделать сюрприз, поэтому нагрянул сразу в дирекцию, поцеловал несколько закрытых дверей, горько задумался о неуместности воскресных сюрпризов и связался с Кузнецовым. Кузнецов не отвечал – за него после распознавания Славкиного сигнала отвечал «союзник»: мол, говорить не могу, нахожусь здесь – и карта с флажком на полигоне НТЦ, кто бы удивился еще. Рычевский «союзник» ответил тем же. И камаловский, что характерно. Испытывают, гады, понял Слава и рванул.

Не то что испытывали – завершали уже. Когда Баранов примчался на полигон, три густо заляпанных самоката были аккуратно прислонены к станинам, а четвертый, временно чистенький, тихо дышал под Кузнецовым, оравшим из-под нахлобученного шлема, что а вот этот вот в самый раз, как влитой сижу и моща просто чувствуется, его и надо выбирать, чего думать-то. Валенчук с Бочкаревым кудахтали вокруг Сереги. Остальные, человек семь, все из малого совета, отдыхали вдоль стенки – судя по довольным рожам и замызганным костюмам, заслуженно отдыхали. Только Бравин с каменным лицом что-то бормотал будто бы себе под нос, а Рычев будто бы рассеянно слушал.

Дождь прекращаться не собирался.

– Сереж, ты трогаться сегодня будешь? – громко спросил Рычев, отвлекшись от посторонних шумов.

Даша зыркнула на него с ненавистью и хотела бурно отреагировать, но Кузнецов опередил – сперва ее, уверенно начав: «Не волнуйтесь, Мак Саныч...», – а потом себя: то ли нажал что-то, то ли отпустил, но самокат шмальнул с места в горизонт, чудом не закатав в грунт Бочкарева, который все-таки договорил: «...а до упора выжимать не нужно».

Все прямо так и ахнули, а Даша даже вскрикнула, но Кузнецов оказался умелым байкером не то ковбоем: на третьей секунде ненормального полета начал выправлять крен и траекторию, на десятой полностью овладел управлением, на тридцатой принялся выписывать круги и вензеля, поднимая в воздух ажурные полотнища жидкой грязи.

Дашка рявкнула: «Грохнешься, дурак!», Бочкарев застыл, придирчиво наблюдая за тем, не выжимает ли Кузнецов до упора, а Валенчук подошел к отстрелявшимся советчикам и довольно сказал:

– Как раз эта модель подогнана по параметрам к багажнику «кипчака». Даже крепить не надо, положил – легла, плотно так, взял – чмок, поехал.

– Зачем это? Ну, чмок и вообще подогнанность? – удивился Бравин.

– Комплект, – сообщил Валенчук так, будто это все объясняло. Но видать, и впрямь все объясняло – во всяком случае, дальнейших расспросов не последовало.

Надо будет потом узнать, решил Баранов, ручкаясь со всеми. Узнавать сейчас, а тем более говорить более существенные вещи не стоило – ой-йо, никто не услышит. Поэтому он сказал:

– Вот кого надо было кипчаком назвать.

– Серого, что ли? – не понял Камалов.

– Да какого Серого – моцик.

– Щаз. Верхом на гордом нашем предке? Не выйдет. Давай лучше «слав» назовем.

Славка, вспомнив, заявил:

– Кто бы «против», я только «за».

– Договорились, – быстро сказал Алик, но Валенчук вмешался:

– Э-э... отставить волюнтаризм. Потом вместе подумаем.

Тут все отвлеклись на Кузнецова, который перестал наконец крутить кренделя, сбавив скорость, подъехал к точке старта, дал по тормозам и под аплодисменты выдернул агрегат из-под себя. Аплодисменты тут же стали издевательскими, потому что трава была скользкой и Серегин откат восприняла слишком серьезно: Кузнецов смешно засучил ногами, неудержимо падая лицом в грязь, в последний момент вывернулся змейкой и плюх на копчик. Что называется, не ударил.