Кстати, чувства – понятие проходящее. Перебесится, соскучится, вернется. По всей видимости, какая-то распрекрасная пастушка затуманила творческой натуре мозги. А были ли у него мозги, когда он отвергал свою музу? Она усмехнулась и подошла к накрытому белой простыней мольберту. Решительно сдернув простыню, Муза замерла от ужаса. Ее лицо исказила гримаса брезгливости и гадливости.

У Баланчина появилась новая муза!

Она смотрела со своего недописанного портрета величественно и одновременно нежно. Да, следует отдать художнику должное, он умеет передавать непередаваемое! Но эта девка?! Почему именно она?! За все время знакомства с Музой Баланчин не написал ни одного ее портрета, мотивируя это тем, что он пейзажист.

И Муза верила ему. До сегодняшнего дня. Так вот почему он разорвал их длительные отношения.

Первым желанием было сорвать холст и изрезать его на мелкие кусочки. Но Муза сдержалась. Она не покажет Баланчину ни капли ревности, иначе он попытается разорвать с ней и деловые отношения. А они для нее гораздо ценнее, чем постельные. В прямом и переносном смысле. Молодого любовника нужно подбадривать подарками, причем дорогими.

Она отдала Баланчину лучшие годы своей жизни. И что получила взамен?! Черную неблагодарность. Впрочем, он всегда к ней относился снисходительно. Снисходил до любви, до ласк, позволял ей все, что не ограничивало его дурацкую свободу. Но чем эта девчонка лучше нее?!

Муза дрожащими от волнения пальцами достала из кармана кимоно сигарету и подошла к окну. Открыла форточку, впустив струю летнего воздуха, прикурила, затянувшись, и прикрыла глаза. Нужно успокоиться, нельзя показывать то, что она увидела. Пусть Баланчин ничего не знает, зато Муза будет в курсе всех событий. Как хорошо она сделала, поднявшись без него в мансарду! Вряд ли Муза смогла бы удержать себя в руках, если бы Дмитрий сам признался ей, что любит другую женщину.

А так она в одиночестве успокоит свою гордость, подышит воздухом… Муза потянулась к окну для того, чтобы раскрыть его больше, и замерла. Внизу стоял Баланчин. Она затушила сигарету о подоконник и протерла глаза. Он стоял не один. Девица с портрета висела у него на шее в совершенно неприличном виде и нежно щебетала ему на ухо. Тот наклонился к ней и внимательно выслушал, после чего обнял деревенскую профурсетку и прижал к груди!

Муза отпрянула от окна, не хватает только того, чтобы Дмитрий заметил, как она подглядывает! Но рассмотреть затянувшуюся сцену встречи захотелось до чертиков, которые от яркого солнца запрыгали у Музы в глазах. Она прикрылась занавеской и выглянула снова.

Девица все еще висела на Баланчине, а тот целовал ей волосы. Рядом валялись предметы ее гардероба: джинсовая юбчонка и светлая блузка. Развратница! Что она себе позволяет? Никакого самоконтроля. Муза себе такого никогда не позволяла. По крайней мере, на людях. Стоять в одном купальнике и целоваться с соседом?! Да, они целуются, в этом нет никакого сомнения. Муза отошла от окна и бросилась в кресло.

Рыдать? Биться в истерике? Это не ее стиль поведения. Такие стервы, как она, обычно мстят.

Оставить все как есть и не строить из себя обиженную идиотку. Да, у нее истинно деловая хватка. Плевать на чувства, которых никогда и не было. А гордость? Что гордость? За нее много платят? Муза ни копейки не получит, а впереди у Баланчина серьезный контракт. Отдать художника вместе с контрактом хищным акулам бизнеса?! Никогда.

Муза поднялась и вновь полезла за сигаретой. Что случилось? Да ничего. Оставляя Баланчина в деревне на все теплое время года, она прекрасно осознавала, что он не живет здесь евнухом. Когда-нибудь она должна была в этом убедиться. Это произошло сегодня. Она убедилась. Из-за чего теперь ломать копья? Из-за этой смазливой, распутной девицы? Слишком много чести. Много чести и много денег, которые художник самостоятельно не умеет зарабатывать. Итак, она нуждается в нем, а он не сможет без нее. Деловое партнерство не должно пострадать от его творческих исканий.

Приняв это фундаментальное решение, Муза успокоилась, подошла к мольберту и закрыла портрет простыней. Наскоро смахнув с подоконника пепел, прикрыла форточку и поспешила спуститься вниз. Пусть Баланчин ни о чем не догадывается. Муза сделает все ради того, чтобы не потерять его совсем.

– Что вы делаете? – прошептала Оля, мельком заметив движение в окнах мансарды.

– Целую тебя, – прошептал Дмитрий, не выпуская девушку из объятий.

– Как вы смеете?! – возмутилась та и попыталась отстраниться.

– Что? – недоуменно вскинул брови художник, чувствуя подвох. – Ты же сама, вы же это…

– А вы сразу за то! – вырвалась Оля и кинулась собирать разбросанную одежду. – Я лишь забежала на минутку, а вы сразу воспользовались моей слабостью! Куда вы дели мои босоножки?!

– Съел! – язвительно заявил Баланчин, уперев руки в бока, глядя на то, как она одевается. – Сварил и съел. Препоганое блюдо, смею вас заверить, эти ваши босоножки!

– Не смотрите на меня. – Оля застеснялась его любопытного взгляда, застегивая блузку.

– А кто запретит?! В своем саду я могу смотреть на что угодно: хоть на дождевых червей, хоть на вас!

– Дождевых червей?! – обомлела Ольга. – Вы сравнили меня со скользким и гадким червем?!

– Ну, скользкой вас не назовешь. Из моих объятий вы не спешили выскальзывать!

– А! Вы… вы… вы меня собирались совратить! – Она схватила юбку и принялась застегивать пуговицы.

– Стриптизерша! – заявил Баланчин и усмехнулся. – С таким телом и в этой деревне! Профессионалка!

– А вы, – округлила глаза Ольга, – вы… Любитель! И картины ваши дурацкие! Лес да шишки. Тоже мне, Шишкин нашелся.