Петр медленно поднялся, обвел всех свечой, словно каждого видел впервые. Из трубки дымом пушечного выстрела поползло густое облако.

— Ну-с, любезные генералы, бригадиры и капитаны! Изволь

те советы давать — как без конфуза уйти от столь стыдного

стояния? А тебе, Змаевич, — повернулся грозно и зло, — ве

лю всякое мнение брать на письмо, дабы потом никто не ска

зал, что иначе мыслил.

Быстро достав из канцелярского _ларчика нефритовую чернильницу, капитан-командор изготовился писать.

— Так как же, любезные мои? — Петр каждому норовил

заглянуть в глаза. — Федор Матвеич, для бога, придется тебе

молвить первому, — и сразу тверже, жестче, — думать и го

ворить надлежит с поспешностью, для чего велю ставить песоч

ные часы.

Генерал-адмирал, поправляя наспех накинутый мундир, поднялся необычно легко и медленно заскользил пальцем по разостланной карте. Подняв голову, обмяк лицом, начал глухо, с остановками:

— С генералом Вейде, дабы лишне праздным не быть, я сам

65

ходил на рекогносцировку. Подошли мы на малой скампавее к самому носу Гангута — были от оного примерно в миле. Видели воочию неприятельский флот в пятнадцать линейных кораблей, два бомбардирских судна, один прам и восемь галер. Сколько провиантских судов и чухонских лайб — подлинно яе рассмотрели. Посему, весьма желая пройти в Абоские шхеры с галерным флотом, почитаю то превеликою трудностью, ежели консилий не постановит произвести диверсию корабельной эскадрой.

Не постановит, — сухо отрезал Петр и посмотрел страш

но, отчаянло — как из омута.

Тогда разве что, сверх чаяния, — голос повысил, зады

шал чаще, — повелишь идти большим морем — в обход не

приятельской линии. О том давно думаю. Но и то, ежели шти

ля не будет, учинить зело опасно, — закончил Апраксин и

вытер платком вспотевший лоб.

На лицо Петра легло напряженное, слегка ожидающее выражение. Безмерная усталость, недовольство и надрыв делали его взгляд отталкивающим и тяжелым.

Я считаю, — молодцевато подхватился Вейде, — и при

тихой погоде большим морем идти нельзя, поскольку у шведов

тоже есть гребные суда. Нас могут перехватить и в штиль.

Не исключена и буксировка фрегатов на пушечный выстрел...

Стало быть, — с глухой злобой произнес Петр, — нам

остается прятаться в Тверминском бае, как глухарям на токо

вище. — Взглядом посадил Вейде, словно прижал к месту. —

Михайло Голицын! При столь великих наговоренных трудно

стях твой войсковой опыт был бы весьма кстати. Что скажешь,

князь?

Голицын подпрыгнул, надвигая на переносицу лохматые брови.

Вспомни, князь, как мы с тобой, начав с потешных пол

ков, до шляхетских воинских хитростей одной русской смекал

кой доходили! Вспомни, как ты славно командовал под Пол

тавой! — Петр сильно затянулся и пустил через стол длинную

струю дыма.— Неужто Гангут — орешек покрепче?

Не крепче, государь! — отозвался Голицын, краснея

от похвалы.

Неужто, раздобрев, надев звезды и ленты, мы стали ме

нее храбры и не столь искусны в воинской доблести?

Нет, государь, — князь выдержал испытующий взгляд

царя. — И на сей случай смекалка найдется, — пятериком

поставил руку на карту. ч— А не устроить ли нам по берегу

Гангутского плеса батареи и транжемеиты? Орудийным огнем

можно отогнать шведов в море и самим прорваться вдоль бе

рега, хотя бы и с частью галер...

Петр сильнее пыхнул трубкой, заметил без оживления, почти недовольна:

— Вот, чай, первый резон, над коим можно мыслить.

Апраксин заволновался. Пламя свечи качнулось — блеснул густой ряд пуговиц адмиральского мундира. Он встал, царапая карту кружевным отворотом рукава.