– Под рёбра пинали, толкали...

– Полотенце снимай, я посмотрю.

– Нет!
– испуганно крикнула она, отшатнувшись. Маленький забитый зверек. Глаза лихорадочно сверкают.

– Хорошо, - со вздохом согласился я, - если ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, возьми мазь и сама обработай синяки и ушибы. Только на спине ты всё равно не сможешь... Глупо, глупо, Одана, ты же знаешь, что не трону.

– Знаю, просто после того, как меня... Если бы с вами делали то же, что и со мной, вы бы тоже так реагировали! Вас ведь не пытался сегодня изнасиловать омерзительный солдат, который... Его пальцы ведь...

– Так, понятно, теперь для тебя все мужчины такие. Но сама знаешь, что это не так. Так что давай, успокойся и снимай полотенце.

– Не могу.

Усмехнулся:

– Что, под полотенцем нет ничего?

Девушка кивнула:

– Можно я в ванную вернусь, бельё надену?

Я пожал плечами и сделал огонь в камине жарче.

Одана на пару минут скрылась за дверью. Вернулась в том же наряде, но на этот раз подошла ко мне, держась за край полотенца, взглядом спрашивая, снимать ли.

– Редко встретишь такую стыдливую девушку, - прокомментировал я.
– Снимай уж, я хоть полюбуюсь на то, что ты так старательно прячешь. Скажи, ты, когда наедине с мужчиной остаёшься, выставляешь его из комнаты, раздеваешься и ждёшь под одеялом?

– Нет, - всё же смутилась, но и удивилась одновременно.
– С чего вы взяли? Я при нём... И не в темноте могу, - торопливо добавила она.
– Только тогда - это другое.

Она сняла полотенце, повесила его на спинку стула и непроизвольно прикрыла вырез корсажа. Стоило так переживать: он у неё не открытый, длинный, до талии. Между ним и юбкой из моей сползшей рубашки - тонкая полоска кожи.

Живот и грудь то поднимаются, то опускаются от частого дыхания.

Окинул беглым взглядом плечи и руки, потянулся за баночкой с мазью и нанес тонкий слой землянисто-зелёной субстанции на ткань.

На прикосновение к саднящему локтю Одана ответила едва слышным ойканьем. Мазь жжется, придется немного потерпеть.

Мелкие синяки просто смазал, не накладывая повязки.

Теперь нужно было осмотреть спину и живот, но я боялся к ним прикасаться, предчувствуя реакцию девушки.

Нет, умом я понимаю, что, когда тебя, жертву насилия, лапает мало знакомый мужик, пусть даже с благими целями, автоматически накатывает чувство страха, омерзения и протеста, но на практике никак не могу понять, что в этом такого дурного, ужасного и отвратительного. Спиртным от меня не пахнет, ничего такого себе не позволяю, самоотверженно залечиваю её ссадины - можно и потерпеть.

Корсаж зашнуровался спереди, вернее, зашнуровывалась только его верхняя часть, фиксируя грудь, а нижняя для удобства застегивалась на крючки. Мне подобные современные конструкции нравились намного больше старомодных, с двумя лентами шнуровки - пока с ними разберёшься, уже забудешь, зачем расшнуровывал. Ещё лучше, разумеется, облегчённые модели, исключительно на крючках; за удобство расстёгивания и застёгивания их любили придворные дамы.

Когда я расстегнул нижний крючок, Одана вздохнула. Успокоил её, сказав, что на грудь смотреть не буду.

Оставив пока шнуровку не тронутой, осторожно надавил на живот, проверяя, нет ли повреждений внутренних органов. Таковых, к счастью, не обнаружилось, как и синяков. Это хорошо; когда бьют ногами в живот, могут быть самые печальные последствия.

Не удержался и погладил. Вздрогнула, но после второго кругового движения расслабилась: то ли сама, то ли под действием успокаивающей магии. Даже дышать стала иначе.

Позволил себе небольшую шалость, приспустив ей юбку из рубашки. Даже не заметила - настолько нравилось. Неужели невольно угадал с любимой лаской? Похоже.

Гладить было приятно, но пора и честь знать.

Спина и бока Оданы пребывали в куда более плачевном состоянии, чем живот. То здесь, то там попадались фиолетовые пятна, в одном месте я обнаружил лёгкий ушиб.

Расшнуровав корсаж, обработал свидетельства дурного обращения с женщинами солдат местного гарнизона. Одана стыдливо прикрывала грудь руками, но не вздрагивала, не краснела и не возражала.

Надевать корсаж обратно не стал, просто дал бинт, чтобы она перевязала им грудь: всё равно ниже шла полоса из ткани, пропитанной мазью, всё благопристойно.

Решив не травмировать хрупкую девичью психику, попросил её не лечь, а сесть. Опустился перед ней на корточки и осмотрел ноги. Опять синяки, парочка кровоподтеков.

Нижняя часть бедер в порядке, верхняя при беглом осмотре тоже.

– Скажи, зачем ты так над собой измываешься?
– снова порылся в сумке, извлёк ещё одну баночку, на этот раз меньшего размера, пахнущую хвоёй, пододвинул к кровати стул, сел, вытянул её ногу и положил себе на колени.
– Ботинки явно тебе жмут.