Раджниш Бхагван Шри
Шрифт:
Ликование — состояние любого истинно религиозного человека; в то время как состояние человека, которого обычно считают религиозным, представляет собой нечто совершенно противоположное: высокомерие сковывает его, в его взгляде критицизм и насмешка. Это постоянное размышление о добре и зле доводит его до столь плачевного состояния. Вот так они и убивают сами себя. Когда же им петь? Они же всегда озабочены, съесть им это или не съесть, в это время встать или вот в это, так одеться или иначе, или вообще не одеваться?… Скука и бесчувственность правил и установлений сжирают все их время.
Ликование имеет свои установления, это правда, но они не налагаются извне, они произрастают изнутри, это — внутренняя дисциплина. У торжественности свои правила, наложенные извне: что бы там ни происходило у тебя в душе, твое лицо должно хранить торжественное выражение! Тело становится безжизненным. Это описание не религиозного человека, а насмерть перепуганного. Он живет в таком страхе, что боится даже смеяться: а вдруг смех введет его в какой-нибудь грех? Вот так смех и стал греховным, а осунувшееся, угрюмое лицо стало символом добродетели.
Правило жизни Нанака — песня и празднество. Следуя этой сутре празднования и радости, искатель может достичь врат Бога.
Святые в медитации, и просветленные, достигшие самадхи, Аскеты и целомудренные женщины, мирные поселяне и воины, Пандиты, риши, и их Веды, что живут в веках, Прекрасные райские девы, и рыбы, что обитают в глубинах, Четырнадцать драгоценных камней, которые Ты сотворил, и шестьдесят восемь святых мест, герои и великие воины, и все живое в четырех царствах, поддерживаемых Тобой, Все континенты, все сферы, вся вселенная, И те, милостью Твоей погруженные в Тебя, Блаженные преданные, все возносят Тебе хвалу! И сколько их еще, мне неведомо.Нанак никогда не устает повторять, что Его песня звучит во всем мироздании, со всех сторон. Существование — это праздник. Бог смеется; он не плачет, он не любит заплаканные лица. Печаль и уныние не принадлежат жизни. На самом деле, скорбеть и печалиться, — значит, быть оторванным от существования, отвернуться от Бога.
Если в жизни вас одолевают грусть и тоска, значит, вы сделали что-то неправильно; когда вы страдаете, знайте — это знак того, что вы заблудились. Страдание — всего лишь указатель направления, не превращайте его в стиль своей жизни; не становитесь мазохистом, многие уже стали жертвами этого расстройства.
Эта болезнь названа по имени писателя Захер-Мазоха. Он описывал, как человека секут, как его колют шипами до крови, как в подошвы его ботинок вбивают гвозди, которые ранят его при каждом шаге. Таких мазохистов везде полно. Вы найдете их лежащими на ложах из гвоздей в Каши. Это больные люди, они испытывают наслаждение, подвергая сами себя пыткам. Вы найдете мазохистов постящимися, гниющими заживо, разлагающимися в разных храмах и скитах — а простые люди поклоняются им!
А почему? Потому что существует еще болезнь, дополняющая первую. — это садизм. Садист наслаждается, когда пытает и мучает других. Садист и мазохист не могут друг без друга; один обожает смотреть, как другой мучается, а тот больше всего любит, когда ему причиняют боль. Имейте в виду: каждый раз, когда вы относитесь с почтением к человеку, который сам причиняет себе страдания, мучается и переживает, — с вами случается приступ садизма. Так как эти заболевания дополняют друг друга, садисты всегда вьются вокруг мазохистов, как мухи. Они говорят: "Как это чудесно, что вы лежите на ложе из гвоздей. Что за самопожертвование!" От этой лести эго мазохистов раздувается, и они начинают мучить себя еще более рьяно.
Не забывайте: поддерживать человека в его страдании, в его беде — грешно, это то же самое, что умышленно причинять ему вред. Помощь — весьма изощренное орудие пытки. Если б я хотел проткнуть вас кинжалом, это был бы грех. Но если вы сами воткнете кинжал себе в грудь, а я скажу: "Как замечательно! Что за самопожертвование! Вы- мученик!", — это не меньший грех; я становлюсь соучастником преступления. Тот, кто лежит на ложе из гвоздей, грешит, но те, кто приносит к его ногам цветы и монеты, согрешают вместе с ним. Они воодушевляют его, называя святым. Вот — два вида больных людей; разум и тех, и других — извращен. Остерегайтесь их.
Здоровый человек не создает трудностей ни себе, ни окружающим. По мере того, как человек становится все более здоровым, он становится все жизнерадостнее, и делится своей радостью с другими. Он уважает радость. Если вы увидите человека, который танцует и поет от радости, положите цветы к его ногам. Но вы же так никогда не делали, иначе все храмы и ашрамы мира были бы иными: в них был бы вечный праздник. Но, к сожалению, храмы и монастыри переполнены больными людьми, настоящими сумасшедшими, которым место в психиатрической больнице. И это вы свели их с ума. Вы их почитали, вы их воодушевляли, ободряли, поддерживали. Воздали вы когда-нибудь честь жизнерадостному человеку?
Только вчера одна саньяси поведала мне о том, что с нею происходит нечто странное. Когда она погружается в медитацию, радость охватывает ее. Но при этом она чувствует, будто происходит что-то неправильное, грешное, как если бы она сбилась с пути. Нам суждено переживать это, когда приходит блаженство, — потому что нас с детства приучили страдать, а не быть счастливыми. Если ребенок сидит в углу и скучает, родители говорят ему: "Хороший мальчик". Но если он прыгает и пляшет от радости, все домашние говорят: "Тише! Нельзя так шуметь!" Всякий раз, когда ребенок кричит от радости, кто-нибудь упрекает его. Его заставляют чувствовать, что всякий раз, когда он чувствует себя счастливым, это означает, что он сделал что-то не так, но все в порядке, когда он уныл и подавлен. Постепенно убеждение, что радоваться — плохо, а унывать — хорошо, проникает в подсознание.