Модезитт Лиланд
Шрифт:
— Едем прямо! — орет Герхард. — Там, впереди, торговая стоянка.
Креслин направляет свою мышастую кобылу туда, куда указал жирный торговец. Теперь он едет на север, и солнце греет его спину. Менее чем через кай перед ним открывается площадка, заставленная палатками и шатрами разнообразнейших размеров и форм, многие из которых залатаны подчас самыми неподходящими тканями.
— Питлик! Дуй туда, подбери местечко. Ты знаешь, что нам нужно. Эти проклятые маги со своими правилами… — Герхард понижает голос. Креслин пытается подслушать, но слова кажутся бессвязными и лишенными смысла.
— Зерн!
— Да, почтеннейший, — старший охранник приноравливает ход коня к скорости фургона и наклоняется к торговцу.
«…как только получим пропуска… Питлик… местонахождение… Уплатим среброглав…»
«…до того как отправимся в путь?»
«…не раньше, чем ты получишь таргю…»
Креслин напрягает слух, но перестук колес и скрип осей все равно заглушает голоса.
«…заплачу ему… ладно… и серебряник сверху…»
«…серебряник… я… мы…»
«…хочешь оказаться на его месте, Зерн?»
«…таргю… Я не стал бы биться об заклад…»
«…таргю…»
«…ладно…»
Размышляя о том, кем или чем является загадочное «таргю», Креслин направляет мышастую кобылу навстречу сутолоке и гомону торговой стоянки. К нему подъезжает Зерн.
— А почему мы не едем прямо в город? — интересуется юноша.
— Нельзя. В Фэрхэвене разрешается продавать только снедь, всем прочим торгуют только местные жители. В этом городе торговцев не жалуют.
— Что, туда и попасть нельзя?
— Ну, приятель, этого я не говорил, — гогочет Зерн. — Добро пожаловать, если хочешь расстаться со своими денежками. Можешь посмотреть. Попасть-то можно, только зачем? В разговоры с чужаками местные почти не вступают. Выпить там не с кем, игр не водится, а тамошние девчонки… об этом тоже забудь. Нечего там делать, кроме как болтаться по улицам. Опытные люди туда не ездят.
— Стало быть, все обходятся стоянкой?
— Да, здесь есть все, что надо.
В том, что здесь есть все, что нужно ЕМУ, Креслин сомневается, но оставляет свои сомнения при себе. У очередного поста они останавливаются и ждут, когда Герхард оплатит въезд на, площадку.
— Пропустить! — командует стражник, и перегораживающий дорогу брус поднимается.
Креслин едет за Зерном, стараясь не чихать: конские копыта поднимают в воздух легчайшую пыль. Преодолев несколько сот локтей по извилистому проезду между палатками, Зерн указывает на красно-золотой флаг над небольшим возвышением с северной стороны площадки. Флагом машет Питлик, и фургоны поворачивают к нему.
Спустя несколько мгновений Герхард уже выкрикивает распоряжения:
— Берите ту большую палатку, разворачивайте, ставьте…
Зерн присоединяется к Питлику, передав поводья своего коня Креслину. Тот, в свою очередь, привязывает обеих лошадей — и свою, и Зернову — к коновязи, но расседлывать пока не спешит. Выбранное Питликом место находится в северной части площадки, на небольшой, локтя в три, возвышенности. Границу торговой стоянки обозначает изгородь из жердей, за которой лениво вьется ручей. Креслин обозревает море палаток, прислушивается к гулу голосов, но все, что ему удается уловить, связано с торговлей и наживой.
— Дары моря, лучшие по эту сторону Закатных Отрогов!
— Пряности и приправы! Любые пряности, какие вы можете пожелать!
— Огненное вино! Только у нас настоящее огненное вино!
Бывший консорт утирает вспотевший лоб и смотрит на фургоны Герхарда. Торговец еще отдает приказы, но Зерн уже направляется к Креслину с кожаным мешочком в руке.
— Вот… тебе… — Зерн говорит запинаясь, словно силится повторить заученные, но вдруг вылетевшие из головы слова.
— Работа закончена?
Зерн кивает:
— Да. Вот наградные. Полсеребряника сверх уговора.
— Щедро. Стоит пойти и сказать спасибо Герхарду, или за это следует благодарить тебя? — приступ тошноты не мешает Креслину сохранить невозмутимую физиономию.
— Я ни при чем… — Зерн прочищает горло. — В общем, удачи тебе.
— Спасибо.
Креслии крепит заплечные ножны к котомке и забрасывает ее за спину вместе с мечом. Под пристальным взглядом Зерна.
Перед тем как отойти от фургонов Герхарда, возле которых Питлик возится с бесформенной палаткой, Креслин сует монеты в кармашек на своем поясе. Заработок ему кстати: некоторое время не придется разменивать золотые Фрози и уж тем паче обращать в монету звенья золотой цепи.
— Несравненные изделия гончаров Спидлара. Лучшая пурпурная глазурь из Сутии!
— Только взгляните! Моя бронза не уступает в твердости стали!
Похвальба оружейника вызывает у Креслина усмешку: любой самой лучшей бронзе никогда не сравниться с доброй сталью Западного Оплота. Он поднимает глаза, рассматривая снующих между палаток людей. Менее чем в десяти шагах от него стройная черноволосая женщина в почти прозрачном шелковом одеянии следует за худощавым мужчиной с большими закрученными усами. Она закована в цепи, такие тонкие и легкие, что могли бы сойти за украшение. И все же это настоящие железные цепи. От нее исходит ощущение печали. Встретившись с Креслином глазами и заметив его серебряные волосы, незнакомка едва заметно качает головой и произносит несколько слов. Расслышать их ему не удается. Затем цепь увлекает ее за усатым мужчиной, который даже не оглянулся.