— Что еще за «совместное регентство»?

— Он провозгласил Креслина и Мегеру соправителями — своими регентами на Отшельничьем.

— Он упрям до неприличия, но не настолько же хитер! — перед тем как закрыть счетную книгу, маршал делает в ней последнюю пометку. — Мегера, избавившись от оков, не станет подчиняться ни одному мужчине. Так, во всяком случае, выходило по словам Риессы. Правда, она не объяснила, почему вдруг вообразила, будто может освободить сестру от этих оков без всяких опасений.

— А ты доверяешь тирану? — Ллиз в этом явно сомневается.

— Нет, но вряд ли тиран станет лгать без особой нужды. Бессмысленная ложь отнюдь не украшает правителя. Подозреваю, что она связала свою сестру с Креслином какими-то магическими узами. Это вынуждает суб-тирана следовать за… Креслином и оберегать его, — маршал качает головой. — Кроме того, Креслин получил помощь еще от кого-то, скорее всего от восточных Черных. Но совместное регентство — это, должно быть, измышление самого Креслина. Хотелось бы только верить, что он знает, по каким ставкам ведет игру.

Ллиз молчит. За окнами Черной Башни завывают ветры и падает снег.

Маршал поднимает брови:

— Ты чего-то ждешь? У тебя есть вопросы?

— Правда ведь, ты заранее знала, что Креслин не поедет в Сарроннин?

Дайлисс оборачивается и смотрит в заиндевевшее стекло.

— Так я права? — настаивает маршалок.

— Права.

— Я так и думала. Его обучили всему, чему и меня, хотя никогда ему этого не говорили. Верно?

Маршал продолжает смотреть на снег.

Не дождавшись от матери ответа, Ллиз опускает глаза и выходит из комнаты.

Не обращая внимания на смех рулевого, Креслин плетется к корме. В проходе темно, но это не мешает ему безошибочно отыскать дверь каюты.

— Креслин? — звучит в темноте тихий хрипловатый голос.

— Да, — отзывается он.

— Ложись спать, и пусть твое сознание позаботится о твоем теле. Доброй ночи…

С трудом освободившись от заплечных ножен, Креслин бессильно опускается в кресло и стягивает сапоги. Раздевшись, он направляется к койке. Мегера уже отвернула край покрывала.

— Спасибо, — бормочет юноша.

— Не за что. Ложись.

Чтобы забраться наверх, Креслин ставит ногу на ее койку.

— Осторожно, я тебе не стремянка.

— Прости.

В каюте душновато, но он слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Добравшись до желанной койки, юноша мгновенно проваливается в сон.

Когда он открывает глаза, сквозь иллюминаторы струится свет. Мегера еще спит.

Креслин садится, по забывчивости прикладывается темечком о потолок, и невольно думает, что койка в герцогской каюте не слишком отличается от таковой в каторжном бараке. Разве что постельные принадлежности несопоставимо лучше.

Тихонько, стараясь не разбудить рыжеволосую, он спускается вниз и начинает одеваться.

— Должна признать, ты недурно сложен.

Покраснев, Креслин торопливо натягивает брюки.

— Я не хотел тебя будить.

Мегера приподнимается и, в свою очередь, ударяется головой о верхнюю койку. Креслин прячет усмешку.

— Ничего смешного, — ворчит Мегера, одной рукой натягивая на плечи одеяло, а другой потирая ушибленную голову. — Мне, между прочим, больно.

— Знаю. Сам так приложился.

Отметив, как свежо она выглядит, юноша трогает щетину на щеках. Интересно, удастся ли ему побриться на качающейся палубе?

— Будь добр, отвернись…

Он отводит от нее взгляд. Наклоняется, чтобы обуться.

Мегера заворачивается в одеяло.

— Пойду умоюсь да приведу себя в порядок, — говорит Креслин, берет мыло, прихватывает сложенное на комоде тонкое зеленое полотенце и, пошатываясь, выбирается на палубу.

Стоит ясный ветреный день. На носу корабля видна фигура Клерриса.

Найдя по левому борту гальюн, Креслин справляет нужду и ищет способ побриться. Пресной воды нет, но два подвешенных на тросах ведра позволяют зачерпнуть морской. Намочив щетину и намылив щеки, Креслин принимается бриться. При всей осторожности ему не удается не порезаться, а соленая вода отчаянно щиплется. Нет, это никуда не годится!

Креслин зачерпывает новое ведро и, поставив его на палубу, сосредоточивается. Спустя несколько мгновений на настиле появляется горка белых кристалликов извлеченной из воды соли. Юноша окунает палец в ведро, облизывает его и с довольной ухмылкой начинает раздеваться. Скинув сапоги и брюки, он, щедро расходуя только что опресненную им воду, старательно смывает дорожную грязь. От ветра по коже бегут мурашки, но стоит вытереться насухо и одеться, как это проходит.