Она уже собралась пойти в погреб, но с испугом остановилась, взглянув на старую фрау. Тут только мы заметили, что в углу на кресле–коляске сидела старая фрау и зло сверкала глазами, что–то выговаривая нашей юной соотечественнице. Пришлось нам вмешаться и объяснить хозяйке и Гале (так звали девушку), что власть переменилась, что Галя свободна и теперь под охраной Красной армии. Командовать теперь может Галя, а не старая фрау. Галя накрыла на стол. Мы поели, усадив за стол и Галю, но ей не шел кусок в горло. Она все еще рабски оглядывалась на свою старую, властную хозяйку. Боялась наказания. На наше приглашение к столу и фрау хозяйка сердито отказалась. Немного отдохнув после обеда, а мы закусили и продуктами капитана, простившись с Галей и поблагодарив ее и хозяйку за обед, на что фрау только резко махнула рукой, мы собрались в дорогу. На прощание посоветовали Гале обратиться к советскому военному коменданту. «Оседлав» свой броневик, мы снова тронулись в путь. Теперь уже стали попадаться на дороге машины и брички нашего корпуса. К вечеру, когда уже стемнело, мы въехали в город

Кезлин. Встретили еще четырех офицеров из разных полков, которые, как и мы, догоняли свои части нашей дивизии.

В Кезлине разместился штаб нашей 5–й дивизии. Один из офицеров нашей группы доложил начальнику штаба, что семь офицеров дивизии после госпиталя догоняют свои части и просят пристроить их на ночлег. Начштаба, довольный прибытием пополнения, дал распоряжение коменданту города разместить нас в гостинице и накормить. В благоустроенном доме, временно превращенном в гостиницу, к нам приставили англичанина, бывшего военнопленного. Он оказался довольно расторопным и радушным малым. Показал нам ванную комнату, спальню, накрыл на стол в столовой, принес откуда–то французского вина. Мы с ним разговаривали на плохом немецком языке, так как английского мы не знали, а он не знал русского. После первых тостов стали пони мать друг друга превосходно. Застолье затянулось надолго … Спали отлично. Поднялись в десятом часу. Пока умывались, завтракали, похмелялись, пробило уже 11 часов. Я начал справляться, где мой 24–й полк. Оказалось, что полк утром рано прошел мимо нашей гостиницы и теперь находится километрах в двадцати от города. Надо было срочно догонять полк, пока он не затерялся в так называемом оперативном просторе. Распростившись с англичанином, мы вышли за город на дорогу. Нас было трое однополчан.

Начали ловить попутные машины. Но машин не было. У дороги была свалена целая гора новеньких велосипедов. Я предложил продолжить путь на велосипедах, пока нас не обгонит попутная машина. Оба моих спутника согласились. Выбрав из кучи по новенькому велосипеду, двое из нас поехали, а третий продолжал вести его руками. Выяснилось, что он ни разу еще не садился на велосипед! Делать было нечего. Мы выбросили велосипеды в кювет и стали голосовать. Первая машина, а это был трактор с прицепом, нас не устраивала, двигалась довольно медленно. Через 15 минут нас догнал «студебеккер», И уже через полтора часа мы «сели на хвост» нашего полка. Поравнявшись со своим взводом, я остановил машину. Спрыгнув из кузова, я оказался в объятиях своего помкомвзвода Чернова. Он командовал взводом во время моего отсутствия. Коновод подвел мне моего коня. И вот я, уже в седле, веду свой взвод в походной колонне. Не успев доложить комбату, я вынужден был первый свой рапорт отдать командиру полка, гвардии подполковнику Ткаленко, который стоял на обочине, проверяя движение колонны. Приняв мой рапорт, Ткаленко удивился моему неожиданному появлению в полку, тем более на марше. Подозвав к себе, он расспросил меня о том, как я оказался в колонне. Я коротко доложил о своих приключениях и о том, как я вместо запасного полка вернулся в свой родной полк. Похвалив меня за находчивость, он поздравил меня с награждением орденом Красной Звезды за минувшие бои в Восточной Пруссии. Поблагодарив за награду словами: «Служу Советскому Союзу!», я, получив разрешение, при шпорил коня и поспешил к комбату Агафонову. Теплая встреча … И я вновь со своими боевыми друзьями!

Полк двигался к побережью Балтийского моря, к полуострову Леба. Перед корпусом поставлена задача держать оборону и готовиться к последним боям, последнему штурму, к Берлинской операции. До полуострова Леба мы добрались без особых приключений. Подошли к одноименному городку Леба. Дома с островерхими крышами, на улицах безлюдно. Боев здесь не было, и городок полностью сохранился. В городе разместились штаб и службы полка, а мы всей батареей проследовали в район нашей дислокации, к побережью Балтийского моря, в пяти километрах от города. Там нас уже ждали наши квартирьеры. Место расположения было прекрасное. Нетронутое войной, оно сохранило свой курортный ландшафт. Небольшие довоенные здания, свежий морской воздух, чистота и порядок во всем. Свободными оказались хозяйственные и жилые постройки местной береговой службы. В их просторных помещениях с удобством разместились наши солдаты, кухня, хозотделение, санитарный и ветеринарный инструкторы. В сараях и ангарах разместился хозяйственный и боевой инвентарь взводов. Орудия и боевые брички временно установили на открытых площадках. Установку орудий и боевых бричек я не доверял никому, считал своей обязанностью вместе с ездовыми так поставить и выровнять орудия и боевые брички по струнке (колесо к колесу), чтобы они были по фронту в одну линию.

Пока я занимался этим делом, в наше расположение пожаловала солидная, средних лет фрау, и через солдат в вежливой форме просила «Негг Offizier», то бишь меня, уделить ей несколько минут внимания. Немало удивившись ее просьбе, я передал через солдата, что готов буду выслушать ее минут через пятнадцать. Все это время, пока я заканчивал установку орудий, она покорно ждала в отдалении, наблюдая за нашей работой. Освободившись, я поздоровался с фрау. Она пригласила меня в свой дом и по дороге упорно пыталась объяснить мне свою просьбу. Она хотела, чтобы я остановился у нее на постой, а не в доме, который определили для меня квартирьеры. Так как на ее вопрос «Sprechen Sie Deutsch?» я ответил: «Ich kann nicht Deutsch», она стала усиленно жестикулировать мне как глухонемому. Натешившись ее артистическими способностями, я ответил, что все понял, но ответить положительно пока не могу.

Странно, что, несмотря на мои слабые познания немецкого языка, я и в дальнейшем, с помощью предметной жестикуляции, свободно обходился без переводчика при общении с местными жителями. Дом фрау оказался добротный и аккуратный, в немецком стиле, но находился на порядочном расстоянии от расположения батареи. В большой светлой столовой был накрыт стол, за которым, в ожидании хозяйки, чинно сидели две цветущие (кровь с молоком) молодые дочери фрау. Умывшись в поданном служанкой тазике с водой, я с удовольствием пообедал в семье гостеприимной хозяйки. На столе было все, что можно было иметь в Германии в то военное время, в семье со средним достатком. Хорошая выпивка и хорошая закуска развязали языки. Хозяйка поведала, что она вдова, муж погиб на войне. Она хотела бы, чтобы к ней на постой поселился русский офицер, так как она боится солдат, которые могут напроказить и сделать «цап–царап», а у нее ко всему еще и молодые дочери. Все стало ясно … Отдаленность дома от нашего расположения меня не устраивала, да и в поведении хозяйки была какая–то фальшь. Поблагодарив за приглашение и угощение, я сказал хозяйке, что не смогу принять ее предложение, но обещаю рекомендовать ее дом другим офицерам, что я и сделал. В доме поселился один из моих боевых друзей.

Возвращаясь в расположение батареи, я решил отклониться от прямой дороги и осмотреть местность. Погода стояла теплая и безветренная, по–весеннему оживала природа, все это поднимало настроение. Неожиданно я натолкнулся на небольшой концентрационный лагерь с маленькими фанерными, летними домиками, вероятно, для военнопленных. Высота и площадь четырехместного домика чуть больше среднего шалаша. Лагерь был пуст. Обнесен колючей проволокой в три Г–образных кола. По всему было видно, что еще недавно здесь размещались люди, в спешке покинувшие лагерь. Об их дальнейшей судьбе можно было только догадываться. Настроение мое было бесповоротно испорчено.

В памяти возникли рассказы моего отца. Отец тоже был артиллеристом, участвовал на фронте Первой мировой войны. В бою был взят в плен и как военнопленный работал на разных работах в Германии. С одним товарищем ночью бежал из плена, но неудачно. Перейдя бельгийскую границу, заблудились в тумане и опять оказались на территории Германии. Были схвачены и конвоированы в лагерь. Там им добавили за побег еще два года. Много им пришлось перетерпеть в плену … Выручила революция в Германии и в России … Имея прекрасный музыкальный слух и хороший голос, он пел в хоре «Русских военнопленных в Германии». За семейным столом (после выпивки) любил петь русские романсы, такие как «Гори, гори, моя звезда», «Не искушай меня без нужды», «Вечерний звон» И другие. Особенно мне запомнилось, как отец пел «Гимн русских военнопленных» на музыку «Прощание славянки».